Дин Кунц - Безжалостный

– Найми кого-нибудь. Чтобы читать. Все так делают. А ты только представишь список.

– Это неэтично.

– Этично. Если никто не узнает.

– А кроме того, – продолжал спорить я, – составитель всегда сам пишет рассказы.

– Издатель и я. Мы – друзья. Доверься мне. Очень престижно.

– Я не хочу этим заниматься, Хад.

– Ежегодник – часть литературного процесса. Ты – автор Ваксса. Ты должен участвовать в литературном процессе. Быть его частью.

– Нет. Это не для меня.

– Для тебя.

– Не для меня.

– Для тебя. Поверь мне. Я тебя знаю.

– Не пытайся об этом договариваться, – предупредил я. – Я откажусь.

– Ты теперь на вершине. Элита.

– Нет.

– Тебя занесут в пантеон.

– Я сейчас положу трубку, Хад.

– В американский литературный пантеон.

– До свидания, Хад.

– Подожди, подожди. Забудем о рассказах. Подумай… тот великий.

Как бы ни хотелось прекратить телефонный разговор с Хадом Джеклайтом, удивление, ужас и любопытство заставляли удерживать трубку у уха.

– Какой великий? – спросил я.

– Думаю, «Великий Гэтсби».

– И что с ним?

– Кто этот парень? Автор?

– Эф Скотт Фицджеральд.

– Разве не Хемингуэй?

– Нет. Фицджеральд.

– Полагаю, ты должен знать.

– Раз уж я в элите.

– Именно. Я поговорю с ними.

– С кем?

– С распорядителями его наследства. Ты напишешь. Продолжение.

– Это нелепо.

– Ты сможешь это сделать, Кабстер. Ты – талант.

Я не мог поверить, что слышу собственный голос.

– «Великому Гэтсби» продолжение не требуется.

– Все хотят знать.

– Знать что?

– Что случилось потом. С Гэтсби.

– В конце книги он умер.

– Верни его. Найди способ.

– Я не могу его вернуть, если он мертв.

– Они всегда возвращают Дракулу.

– Дракула – вампир.

– Вот ты и нашел. Гэтсби станет вампиром.

– Не смей звонить распорядителям наследства Фицджеральда.

– Это твой звездный час, Каббо.

– Я ненавижу «Великого Гэтсби».

– Пантеон. Ты уже на пороге.

– Я вынужден закончить разговор, Хад.

– Мы должны воспользоваться моментом.

– Возможно, мы не должны.

– У меня болит живот, Хад. Надо идти.

– Болит живот? Где именно? Что у тебя болит?

– Мне надо идти. Простата донимает.

– Простата? Тебе только сорок.

– Мне тридцать четыре, Хад.

– Того хуже. Эй, это не рак? Нет?

– Нет. Просто срочно захотелось отлить.

– Слава богу. Я буду думать дальше.

– Я знаю, что будешь, Хад.

Я положил трубку.

Обычно после такого звонка Хада я бежал к Пенни, чтобы поделиться подробностями. Иногда на этом для нас обоих рабочий день и заканчивался, независимо от времени суток. Потом мы просто не могли сосредоточиться.

Хад заключал для своих клиентов чрезвычайно выгодные контракты. В этом я не мог не отдать ему должное.

И за несколько минут или даже секунд до звонка, обещанного Джоном Клитрау, я окончательно убедился в том, что давно уже подозревал: у Бога есть чувство юмора. Он ожидает, что у нас найдутся поводы для улыбки даже в самые черные дни.

Когда зазвонил мобильник, в голове все еще рикошетом отдавался голос Хада Джеклайта, без сомнения, уничтожая нервные клетки, точно так же, как молекулы свободных радикалов повреждают ткани тела и ускоряют процесс старения, если человек не включает в диету антиоксиданты.

– Я звоню вам с одноразового мобильника, – сообщил Джон Клитрау. – Больше ничего не решаюсь покупать на свое имя. Я выброшу его и куплю другой, как только закончу этот разговор. Скорее всего, второго уже не будет, поэтому умоляю вас, Каллен, ради бога, не записывайте меня в безумцы.

– Вы – не безумец, – ответил я. – Вы – блестящий писатель.

– За последние три года я не написал ни слова, а если в последующие пять минут вам не покажется, что я – псих, считайте, мне не удалось донести до вас катастрофичность положения, в которое вы попали.

– Мне уже приходилось иметь дело с, казалось бы, невероятными фактами, – ответил я. – Продолжайте.

– Когда в прошлый вторник появилась рецензия Ваксса на ваш новый роман, я ее не увидел. Прочитал лишь несколько часов тому назад. После чего пытался раздобыть номер вашего телефона. Надеюсь, вы не приняли его критику близко к сердцу. Это желчь и блевотина завистливого и невежественного человека, вонь которых, по его разумению, скрыта саркастическим юмором, но сарказм этот не острее кувалды, а юмор – и не юмор вовсе, а шутки интеллектуального хлыща, который всего лишь сопит, когда думает, что выдает звонкую фразу.