Родриго Кортес - Пациентка

— Вот заключение эксперта. Доктор медицины, действительный член Американской ассоциации душевного здоровья, мистер Скотт Левадовски тщательно описал здесь все наблюдавшиеся в течение многомесячной и, увы, безрезультатной терапии миссис Дженкинс симптомы.

Он аккуратно водрузил экспертное заключение на место и, оглядев мигом притихший зал, добавил:

— По понятным соображениям это заключение публичному оглашению не подлежит, но заверяю вас, господа, все черты так называемой «фаллической одержимости» Нэнси Дженкинс описаны весьма детально и точно соответствуют всем материалам следствия.

Зал зашумел, задвигался, но в этом движении и шуме уже не было протеста, а только животное любопытство и — местами — омерзение.

И тогда со своего стула поднялся мэр города Висенте Маньяни. Он оглядел мгновенно начавший стихать зал суровым и значительным взглядом и тихо, заставляя к себе прислушиваться, и при этом веско произнес:

— Усилия, которые предприняли силы правопорядка и муниципалитет, слава всевышнему, принесли свои плоды, и в городе наконец-то воцарились законность и порядок. Поэтому особая просьба к господам журналистам — хватит биться в истерике. Сенсаций больше не будет.

Обвинительное заключение по всем эпизодам было подготовлено за четыре дня. Понятно, что из него пришлось вымарать и восемьдесят тысяч долларов, и некий явно несуществующий черновик, якобы похищенные обвиняемой из сейфа оружейного магазина. Зато добровольное признание Нэнси Дженкинс в погроме офиса «Маньяни Фармацевтик» оказалось как нельзя кстати.

Как раз в это время завершила работу специальная комиссия по расследованию деятельности бывшего начальника местной полиции Теодора Бергмана. И материал, прямо изобличающий Бергмана в том, что он посадил невиновных мальчишек за преступление этой Дженкинс, подоспел весьма своевременно.

Главной же уликой был, разумеется, пистолет марки «беретта». Следствие обнаружило на нем те же отпечатки пальцев, что и на машине журналиста Марвина Гесселя, и они не принадлежали Нэнси Дженкинс. Однако под руководством молодого энергичного Мак-Артура полицейские абсолютно точно установили, что сам пистолет был приобретен братом обвиняемой Крисом Такером в 1963 году, а уже через год, в 1964-м подарен самой Нэнси. Чего она, впрочем, и не отрицала.

Так же детально было установлено, что все три выстрела в его святейшество были произведены именно из этого пистолета, а вскоре следствие отыскало и двух свидетелей, лично видевших, как Нэнси Дженкинс держала пистолет в руках, — вероятно, за доли секунды до того, как передать его своему сообщнику.

Конечно же, сыграли свою роль в обвинении такие точно установленные факты, как визит к Нэнси Дженкинс Роуз Лестер — за полчаса до нападения на нее неизвестного мужчины. И хотя своего сообщника Дженкинс так и не сдала, следствие было абсолютно убеждено, что журналиста Марвина Гесселя, имевшего неосторожность навестить обвиняемую и погибшего спустя час или два, убили по прямому указанию «Библейской потрошительницы».

И все-таки, несмотря на целый ряд прямых и косвенных улик, это дело испытывало на пути к суду колоссальные трудности. Во-первых, отчаянно сопротивлялись доведению дела до суда местные копы, к несчастью, знавшие Нэнси лично и введенные в заблуждение ее мнимым дружелюбием.

Во-вторых, активную деятельность по обелению этой Дженкинс развернул и явно заинтересованный в этом, сам находящийся под следствием Теодор Бергман. И вот с его доводами бороться было намного сложнее.

Так, Бергман занял достаточно удобную, надо сказать, позицию, требуя от следствия найти того, кто оставил отпечатки. И Джону Мак-Артуру пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить прокуратуру в самой очевидной вещи: нельзя не судить Гитлера, если по каким-то причинам еще не арестован какой-нибудь там рядовой Шванке.

К счастью, помогло экспертное заключение мистера Левадовски. Перед обстоятельным документом, составленным действительным членом Американской ассоциации душевного здоровья, пасовали даже вашингтонские бюрократы, которым Бергман, естественно, нажаловался в самую первую очередь. И, в общем-то, теперь дело было только за судом.

Скотт Левадовски был вынужден поставить крест на частной практике в течение суток. Первой к нему пришла миссис Майлз, которая сразу же потребовала отдать ему все записи, которые он вел во время сеансов с ней, а затем буквально за пять-шесть часов подтянулись и другие. Одни просто забирали папки со своими откровениями, другие норовили залепить пощечину, третьи обещали подать в суд… А потом наступил вечер, и доктор Левадовски признал, что обеспеченной, наполненной смыслом жизни частнопрактикующего психотерапевта пришел конец.