Линда Фэрстайн - Дурная кровь (в сокращении)

— Сожалею, но правильного ответа никто из вас не дал, — сказал огорченным участникам викторины Требек. — Сфинкс. Большой Сфинкс в Гизе, который считается символом Египта, получил свое имя от фантастического греческого существа с головой женщины, телом льва и птичьими крыльями.

Майк щелкнул кнопкой пульта — и Требек исчез с экрана.

— Если ты вставишь это в свою заключительную речь, получишь от меня сотню баксов.

— «Получеловек, полузверь». Готовь денежки. Где мы встречаемся с Мерсером?

— В «Примоле», — назвал Майк имя моего любимого итальянского ресторана. — Моя машина стоит на Бакстер-стрит. Подожди в вестибюле, я ее подгоню.

Мы с Майком Чапменом были довольно странной парой. Мне исполнилось тридцать семь в конце апреля, он был всего на полгода меня старше, и, пожалуй, на том наше сходство и кончалось. Его отец, о котором в нью-йоркской полиции ходили легенды, вышел на пенсию и скоропостижно умер от сердечного приступа через сорок восемь часов после того, как сдал свой пистолет и значок. Его овдовевшая супруга позаботилась о том, чтобы Майк окончил колледж, однако гордилась этим его успехом ничуть не меньше, чем поступлением сына в полицию. Майк обладал всеми качествами, необходимыми настоящему копу, и довольно рано получил золотой значок детектива — предмет всеобщей зависти.

Я села в машину рядом с Майком, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Покидаешь меня? — спросил Майк.

— Пытаюсь продумать заключительную речь.

— У тебя в запасе еще не одна неделя — если тебе повезет.

— Это одно из правил, которым научил меня Лем Хауэлл, — сказала я. — Заключительную речь следует писать еще до того, как ты впервые увидишь присяжных. Это помогает лучше выстроить линию поведения.

Майк улыбнулся своей широченной улыбкой, которая всегда, как бы погано ни было на душе, согревала меня.

— У тебя есть новости насчет Марли Дионна — или его тоже придется списать со счетов?

— Насчет злополучного растафария? Говорить с нами он, похоже, не станет, однако жить будет. Из операционной его уже вытурили.

В последние полгода шуточки Майка мне случалось выслушивать не часто. Его невеста нелепо погибла, катаясь на горных лыжах, и он замкнулся в себе, отдалившись от меня и от Мерсера — двух его верных друзей.

Мой путь на государственную службу отличался от пути Майка. Я выросла в пригороде Нью-Йорка. Брак моих родителей, несмотря на разницу в их происхождении, был крепким и счастливым: мама происходила из семьи финских эмигрантов, отец был потомком бежавших от политических преследований российских евреев.

От матери я унаследовала не только зеленые глаза и длинные ноги. Она окончила медицинский колледж и хоть и не работала по специальности, а растила детей, ее доброта и забота о людях стали для меня примером в моей работе с жертвами сексуального насилия.

Как-то ночью отец, тогда еще молодой кардиолог, слушал джаз в манхэттенском кафе «Монпарнас», и внезапно в кухне вспыхнул пожар, распространившийся и на переполненные залы. Следующие несколько часов он провел в машинах «скорой помощи», которые развозили по больницам десятки пострадавших. Бок о бок с ним работала не покладая рук красивая и решительная студентка-медичка. Она сумела спастись из огненного ада вместе со своим другом, назначившим ей свидание в этом кафе, и сразу же присоединилась к группе добровольцев — неудивительно, что отец в нее влюбился.

Когда мне исполнилось двенадцать лет, в жизни нашей относительно небогатой семьи произошли внезапные перемены. В тот год отец и его партнер по медицинской практике изобрели и запатентовали пластиковую трубочку длиной полдюйма, получившую название «клапан Купера-Хоффмана». Это чудодейственное маленькое устройство хирурги оценили по достоинству, что и позволило мне получить хорошее юридическое образование.

Я полагала, что моя собственная трагедия — мой жених Адам погиб в результате дорожной аварии накануне венчания — поможет мне найти нужные слова, чтобы утешить Майка после гибели Вэл, однако Майк замкнулся в своих переживаниях, и мои воспоминания об огромном счастье, оборванном бессмысленной утратой, лишь обогатились новой болью.

— Я все пыталась найти время поговорить с тобой — спросить, ну, ты понимаешь, как ты живешь последнее время, — сказала я. Профиль Майка четко вырисовывался на фоне окошка машины. Он не отрывал взгляда от дороги. — Меня беспокоит, что ты…