Альбина Нури - Обреченные на страх

Хрусталев сидел напротив Петра Сергеевича, и лицо его, обычно строгое и невозмутимое, выражало сильнейшее волнение. Он пришел в семь утра, и сразу, не заходя к себе и не переодеваясь, явился к Петру Сергеевичу.

– Вы что, домой не ходили?

– Нет, – коротко ответил Петр Сергеевич.

Вид у него был помятый, лицо бледное от бессонной ночи. Он очень устал и чувствовал себя из рук вон плохо. Его знобило: видимо, поднималась температура. Ломило затылок, горло саднило.

«Заболеваю», – подумал он.

– Дочитали? Что скажете?

Сам Хрусталев, прочтя историю Марьяны, поначалу в нее не поверил – просто не мог поверить. Но когда сопоставил данные, проверил приведенные в рукописи факты о смертях… Если она говорила правду в одном, то зачем лгать в другом? Какой в этом смысл? Тем более когда решаешься на такое.

– Скажу, что нам нужно в конце концов перейти на «ты», – проговорил Петр Сергеевич. – К чему ритуальные танцы с бубнами?

Внутри у Петра Сергеевича все дрожало, он толком не мог сказать себе, что чувствует, что думает, но понимал, что сегодня Хрусталев раздражает его сильнее, чем обычно, и хотелось сделать что-то по-своему, не по правилам, которые диктовал этот человек.

– Хорошо, – после небольшой паузы ответил Хрусталев.

– Как к тебе попала эта история?

– Ты не догадался? – Хрусталев дернул плечом. – Мать Навинской – наша пациентка. Я ее лечащий врач. Она не называет моего имени, но…

– Марьяна что, просто принесла папку тебе, прежде чем принять… Войти… Ну, ты понял. – Петр Сергеевич не мог заставить себя произнести это вслух.

Галка. Они убили Галку. Вот что занимало его мысли. Он столько лет гадал, кто она – плохая мать или опасная сумасшедшая, а она была невинной жертвой. Не выйди Галка замуж за этого Гаранина, предпочти его, Петра, была бы жива. Он сразу, не рассуждая, поверил каждому слову Марьяны. Это разбило в пух и прах его представления о жизни и мироздании, но потрясение от того, как погибла Галка, оказалось еще сильнее.

– Ничего она мне не давала, – признался Хрусталев. – Просто попросила положить папку туда, где мы храним личные вещи пациентов, а когда ее матери станет лучше, то отдать ей.

– А что, такое возможно? Чтобы стало лучше?

Хрусталев свел к переносице кустистые брови, напоминающие мохнатых гусениц, которые придавали его лицу нелепый и вместе с тем угрожающий вид.

– В последнее время Елена Ивановна стала узнавать дочь. Вспоминать отдельные моменты биографии. Марьяна надеялась, что она поправится.

– То есть девушка попросила отдать папку матери, а ты вместо этого…

– Ты же еще не знаешь! – сердито воскликнул Хрусталев. – Марьяна… Она же все равно умерла!

– Погоди! Как – умерла? – больным голосом спросил Петр Сергеевич. Он уже ничего не мог понять.

– Да вот так! Три дня назад. Я по телевизору увидел, в новостях. Ты тоже мог читать об этом или видеть!

– Нет, я не…

– Марьяна стреляла в Ефима Борисовича. Спланировала все! – быстро говорил Хрусталев, и Петру Сергеевичу показалось, что в голосе его звучат возмущенные нотки. – Даже договор заранее заключила, чтобы с ее счета ежемесячно деньги списывались за содержание матери в клинике…

– Ладно, не важно, – перебил Петр Сергеевич. – Как это случилось?

– Пришла в кабинет, достала из сумки пистолет и выстрелила.

– Где она раздобыла пистолет? – не зная, что еще сказать, спросил Петр Сергеевич.

– Пишут, что он принадлежит отцу девушки, с которой работала Марьяна. Этот мужчина – бывший военный, к тому же охотник, оружие в доме было. Имени не называют, но я думаю, это отец Люции.

«Если вам что-то когда-нибудь будет нужно, вы только скажите…» – вспомнил Петр Сергеевич. Марьяна наплела ей с три короба, девчонка и поверила, умом Люция не отличалась.

– Я не понимаю, как Марьяна умерла?

– Она выстрелила в Ефима Борисовича один раз и собралась сделать второй выстрел, но не успела. Прибежал охранник и убил ее.

– Вооруженная охрана – в деревенском музее? – автоматически проговорил Петр Сергеевич. – Никому это не показалось странным?

– Понятия не имею. Мы-то знаем, что к чему.

Петр Сергеевич чувствовал острую жалость. Он никогда не встречал этой девушки лично, но вместе с тем хорошо знал ее. К горечи сожаления примешивался стыд. Он снова, как это вышло с Галкой, ошибся: решил, что Марьяна приняла сделанное ей предложение, тогда как она не захотела смириться и попыталась остановить эту мерзость.

Впрочем, судя по всему, ошибся не он один. Ефим Борисович мог управлять силой Третьего круга, но мыслей читать не умел, иначе заподозрил бы, что Марьяна не захотела приобщиться к их братии. Зацикленный на идее власти и богатства, Ефим Борисович подумать не мог, что другой человек может и не захотеть всего этого, думая, что цена слишком высока.