Дэвид Тейлор - Тайны Истон-Холла

— Наверняка что-нибудь про Джо, — простонала Сара. — Погиб в бою, слон затоптал…

Эстер решила солгать:

— Нет-нет, он жив, ранен только.

— Слава Богу. Бедный Джо. А что там еще говорится?

— Что он идет на поправку, хотя сам писать еще не может. Об этом тебе и сообщают.

— Ясно. Большое тебе спасибо, Эстер.

Сара ушла, и девушка осталась одна. Она разглядывала письмо, которое ее подруга от волнения забыла взять с собой. Строки жгли ей глаза. Зачем она так поступила? Ну конечно, чтобы пощадить чувства подруги. Но что она скажет, если придет очередное письмо или, того хуже, известий вообще не будет? Ответить себе на этот вопрос Эстер так и не смогла. Она еще долго сидела в кресле, погрузившись в раздумья, а ветер стучал ставнями и виноградные плети бились об окна. В гостиную с графином шерри и стаканами на подносе вошел Уильям и, увидев уставившуюся на огонь в камине девушку, сказал:

— Эй, что это ты тут расселась? С минуты на минуту хозяин будет. К тому же тебя ищет миссис Уэйтс.

Эстер начала пониматься с кресла, пряча письмо в складках платья. Уильям пристально посмотрел на нее.

— Что это с тобой? Вид у тебя такой, словно только что с призраком повстречалась.

Эстер покачала головой и молча ушла на кухню, представ пред очи пылающей праведным гневом миссис Уэйтс.

— Ну и народ пошел, — заговорила она. — В жизни такого не видывала. Маргарет Лейн в постели, за доктором пришлось посылать, а ее светлость, видите ли, прохлаждается в гостиной.

Понимая, что оправдываться нет смысла, Эстер покорно склонила голову и поплелась к себе на судомойню, где, как немой укор, возвышалась груда не мытой со вчерашнего вечера посуды. Впрочем, перед тем как уйти, она скатала письмо в шарик и бросила в огненное жерло кухонной печи.

Зима пришла в эту унылую глушь рано. Каждое утро, просыпаясь, Эстер видела, как за окном тонкая пелена тумана покрывает верхушки деревьев. Разводя огонь в кухонной печи, она почти не чувствовала пальцев от холода. Однажды, когда Эстер развешивала сушиться белье, порыв ветра вырвал у нее из рук носовой платок и отнес футов на пятьдесят в сторону. Ветер дует из Ютландии, пояснил мистер Рэнделл, и на пути у него не встречается никаких возвышенностей, только равнины Западного Норфолка, а половина из них лежит ниже уровня моря. Хотя сами они обитали в доме, стоящем на вершине холма, жизнь их была самым тесным образом связана с водой. Фронтоны дома были пропитаны влагой. Рыбу и угрей, что подавали к столу, вылавливали в больших искусственных водоемах, расположенных к западу от Истон-Холла. Пруд за огородом настолько увеличился в размерах, что детям егеря было уже небезопасно плескаться в нем. Зима будет суровая, говорил мистер Рэнделл, это дожди предвещают. Как-то раз появился коробейник, говоривший на диалекте, который почти невозможно было разобрать, и разложил на кухонном столе свой товар: иголки, зеленые и желтые нитки, иллюстрированную Библию. Склонившись над ней и изучая вульгарные ярко раскрашенные картинки, мистер Рэнделл только головой покачал: Иона тщетно взывает из пасти кита, солнце поблескивает на лезвии ножа, которым Авраам собирается убить своего сына. Чистое святотатство, заметил мистер Рэнделл, представлять таким образом Божий промысел. «Как будет угодно вашей чести, — почтительно возразил коробейник. — Но только картинки классные и все понятно становится. Смотрите, вот дьявол искушает Еву, а вот Валаамова ослица прижимает ногу своего хозяина к стене». Служанки купили по несколько мотков ниток и гребешки из слоновой кости, а миссис Уэйтс — лекарство от запора: мятную настойку, которая по запаху своему подозрительно напоминала джин.

Вечерами старшее поколение собиралось в помещении для слуг и вспоминало былые времена.

Миссис Финни говорила:

— Молоденькой девушкой я работала кухаркой у леди Эрдли. Это было, знаете ли, во времена короля Вильгельма. Полдюжины ливрейных лакеев, оленья охота каждый день. Да, в те годы, доложу я вам, господа были господами. Сейчас все переменилось.

— А когда я была молодой, — подхватывала миссис Уэйтс, — прислуге не надо было думать о жалованье. Наоборот, отец девушки сам готов был приплачивать за то, что дочь живет в хорошей семье и ему не о чем беспокоиться. Когда я только поступила на службу, в доме была няня, которая работала там шестьдесят лет и видела немецкого короля в его экипаже.

— А мой отец, — вступал в разговор мистер Рэнделл, — служил буфетчиком у герцога. А я думал, что мне удастся добиться большего; вот дурак-то. В год битвы при Ватерлоо я был учеником торговца семенами, потом открыл собственную лавку и прогорел. Туго мне тогда приходилось — случались дни, когда я по восемь часов работал за кусок хлеба с сыром, да и то Бога благодарил.