Бернар Миньер - Гребаная история

Другой Новый год, со снежными сугробами. Где это? В Вермонте? В Орегоне? Столько всяких мест… Перед верандой — маленьким непритязательным павильоном — снеговик, вместо метлы он держит бандонеон [51] Бандонеон — музыкальный инструмент, разновидность гармоники. .

Какое-то время спустя я почувствовал, что мои глаза увлажнились.

Внезапно я пожалел, что в этом коридоре есть еще кто-то, кроме меня. Мне хотелось бы остаться одному со своими воспоминаниями, которые выбрались из коробки, словно джинн из лампы.

Но тот тип метался, как лев по клетке, во власти какой-то истерии. Будто в каморке только что пробудился Халк.

Я продолжил разглядывать снимки — свидетельства своего счастливого детства. Счастливого? Действительно? Существует ли свидетельство более лживое, чем фотография? Чем больше я изучал их, тем больше мне казалось, что в своих воспоминаниях я вижу совсем другое: маленький мальчик, который играет, забавляется, но у которого всегда грустный вид. Потому что в глубине души он знает — все должно быть не так, как есть. Маленький мальчик всегда знал — теперь я прекрасно это понимаю, — он знал, что ни одна из этих женщин не является его матерью. Они заняли ее место, играют ее роль, но никогда ее не заменят.

По моим щекам потекли слезы.

Этот мальчик хорошо знал, каким-то глубинным чутьем, что он сирота, приемный ребенок, перемещенное создание… Он чуял это инстинктом, словно дикое животное, которое притворяется домашним, но не забыло прежней свободы.

Я снова сложил фотографии в коробку и перешел к следующей.

Никаких открытий меня там не ждало — одни сплошные бумаги, похожие на те, что были дома в металлическом шкафу, разве что более старые.

Со следующей коробкой то же самое.

Это произошло на четвертой.

Едва я открыл ее, как сразу же догадался, что это значит.

Конверты… Туго набитые… Едва я приоткрыл один из них, мои пальцы задрожали.

Передо мной предстало то, чего я боялся больше всего: банкноты…

О дерьмо.

Сперва я ощутил приступ головокружения и тошноты.

О, нет-нет-нет, только не они — о господи, нет…

В то же самое время я отметил кое-что другое — запах. Я наклонился, чтобы понюхать деньги. Это и в самом деле шло от них. Они воняли табаком.

Внезапно до меня дошло, что шум прекратился и в коридоре царит тишина; это открытие заставило меня подпрыгнуть.

Стоя на коленях на цементном полу, я повернулся туда, где находился этот тип…

Сердце так и подскочило в груди.

Теперь он был не в своем отсеке, а прямо за спиной, надо мной . Я поднял глаза; его высокий силуэт заслонял ослепительный свет ряда неоновых ламп. Наклонившись, он внимательно смотрел на меня:

— У тебя не будет отвертки?

Я отрицательно помотал головой, и этот тип смылся без единого слова.

Видел ли он банкноты? Да и какая разница? В любом случае это не мои деньги. Это дурно пахнущие деньги, и мне они не нужны. Он вполне может спереть их, если ему так хочется.

Но что, если он известит полицию? Я схватил коробку и снова закрыл ячейку. Затем направился по коридору к выходу. Тип смотрел мне вслед сквозь свои очки. Когда я оказался на свежем воздухе, начали падать первые капли, большие и холодные, как хлопья снега.

Они скатывались мне на щеки — одновременно со слезами.

С пунцовым лицом Огастин наклонился над молодой женщиной. Она тяжело дышала, приподнимая колени, ее прозрачные каблуки запутались в подушках софы. Пальцы Гранта были в ней. Его член фонтанировал, он чувствовал тепло, исходящее от ее живота, когда забарабанили в дверь люкса «Томаса Джефферсона». Вот дерьмо! Грант погрузил пальцы еще глубже. Молодая женщина на софе изогнулась. Полы ее рубашки развевались возле бедер; женщина издала хриплый стон. Внезапным движением она вцепилась в Огастина, удерживая его.

Кулак снова забарабанил в дверную створку.

Грант вытащил пальцы, схватил белое полотенце, лежащее на ведре с шампанским, опустил пальцы в лед и вытер руку.

— Иду!

Он пересек гостиную и вестибюль при входе, отпер дверь. В коридоре был Джей. Они посмотрели друг на друга. Без единого слова.

— Входи, — сказал Грант.

Девушка удрала в спальню. Джей остановился, принюхался:

— Здесь Миа?

Грант кивнул.

— Скажи ей, чтобы выметалась.

Огастин обогнул рояль, прошел через небольшой кабинет-библиотеку и исчез в главной спальне. Минутой позже перед Джеем продефилировала чернокожая девушка, великолепная и вызывающая, парящая на прозрачных двадцатисантиметровых каблуках «Феррагамо» и туго обтянутая полосатым брючным костюмом.