Лесли Форбс - Лед Бомбея

Бэзил взял большой и аппетитный кусок кебаба из цыпленка и отправил его в рот.

– Я прекрасно понимаю, что «Буря» для него – любимое дитя, – сказал он, с восточным изяществом облизывая пальцы. – Он не способен вынести самой мысли о том, что его творение будет отдано на суд нашего жестокого мира. А теперь, когда он открыл новую технологию, мы уж точно никогда не закончим. Те строки, которые Шекспир заимствовал из сообщений о кораблекрушении судна сэра Томаса Гейтса на Бермудах: «...тот ужасный берег... как говорят, заколдованный и населенный ведьмами и чертями, которые родятся от страшных гроз, бурь и ураганов...» – должны теперь воспроизводиться на экране по ходу действия.

И после того как Проспер просмотрел материал, отснятый к фильму «Парк юрского периода», он решил использовать компьютерную анимацию для демонстрации волшебных превращений и всех этих колдунов и андрогинов из Овидиевых «Метаморфоз», которые в свое время вдохновили и великого Вилли.

– Я, в общем, слабовато разбираюсь в Овидии. Мне как-то ближе поп-культура.

– Но что такое поп-культура, моя милая девушка? – Он по-актерски пожал плечами. – Лично я рабски поклоняюсь великим английским режиссерам, к каковым принадлежит и Проспер, а большая часть индийского кино находится под влиянием наихудших образцов голливудской продукции.

– Но даже индийские подражания Голливуду переделываются, чтобы угодить требованиям индийского зрителя, его извечной, архетипической озабоченности ценностями большой семьи. Бедняки любят такие фильмы. Такое кино дает им некоторое чувство защищенности. А богатые становятся еще богаче. И все счастливы.

– Вы имеете в виду бандитов, которые занимаются торговлей наркотиками и недвижимостью, – сказал Бэзил и скорчил гримасу отвращения. – Именно их вкусы и разложили индийское кино. В свое время для нашего кино работали великие музыканты. Теперь у нас на экране мокрые сари и эта вульгарная песенка «Чоли...». Как будто никто не знает, что у нее там под блузкой.

Бэзил закатил глаза и трагически сжал губы.

– Теперь у нас существует всего три разных сюжета. Первый: молодая пара переживает короткую идиллию, после которой один из них гибнет или погибают оба. Второй: семья распадается из-за подлых интриг негодяя. Кульминация – мелодрама, за которой следует обязательное примирение. Семья воссоединяется, а негодяй либо прощен, либо с позором изгнан. Третий: хороший и плохой отпрыски семейства; хороший очень привязан к своей мамочке, плохой сексуально привлекателен (если это девушка, то она обязательно легкомысленная ветреница, если юноша, то – бандит), но при этом жесток и безразличен к своей мамочке. После долгой жизни порознь и массы ничем не мотивированных сцен насилия тоже наступает неизбежное воссоединение семьи. Еще лучше, если эти два отпрыска – близнецы, тогда публика испытывает поистине младенческое удовольствие от лицезрения двух образов одного и того же человека в одном кадре.

– И от воссоединения двух ипостасей одного "я", хорошей и плохой, – добавила я. – Точно так же, как и у Шекспира, все эти разделенные близнецы. Три сюжета: любовь, смерть и что-то среднее.

– Да, но ведь какие чудеса может творить рука мастера и с таким материалом. Невозможно забыть сцену муссона в «Живых и мертвых» Проспера, где Майя бросается с крыши и тонет в резервуаре с водой. Доказав даже своей настоящей смертью, что она как актриса бессмертна. И в фильме, и в жизни шел дождь.

– Майя ведь снималась и в «Буре» у Проспера, не так ли? – спросила я.

– Да, она начинала играть роль Миранды, но в течение этих бесконечных съемок она настолько состарилась, что перестала удовлетворять спонсоров Проспера или публику, что, собственно, одно и то же. Майе на тот момент, должно быть, уже исполнилось... по меньшей мере сорок пять.

– А какую последнюю роль она сыграла перед смертью?

– В тот последний день... Мне кажется, именно в тот день Проспер представил свой новый сценарий...

– Сценарий написал Мистри?

– Мистри многое делал для Проспера... но у него всегда были нелады с Майей. Калеб предложил, чтобы вместо римских богинь на балу Просперо в конце фильма появлялись бы богини индийские. И Калеб дал Майе двойную роль ведьмы Сикораксы, матери Калибана, и богини Кали.

– Старая ведьма и богиня смерти. Та еще роль!

Бэзил подавил улыбку.

– Знаете ли, это были очень глубокие и мощные роли, хорошо прописанные в сценарии.

– И костюмы потрясающие, я полагаю. Калеб, случаем, не дал Майе ожерелье из отрубленных голов, с которым всегда изображают богиню Кали? И язык, с которого стекает кровь ее жертв?