Лесли Форбс - Лед Бомбея

– Могли пострадать ваши сделки с людьми, запечатленными на фотографиях Сами. Итак, вы организовали его убийство. Ну и как же вы заметали следы?

– Я режиссер, не убийца.

– О, несомненно! Вы что-то придумываете и воплощаете в реальность плод своего воображения.

– Этот фильм, возможно, мой последний шанс, неужели вы не видите? Кино ничего не прощает. Это жестокий и требовательный вид искусства. Оно требует денег, сложнейших организационных усилий. И если у меня не будет возможности снимать, моя жизнь потеряет всякий смысл. – Он наклонился вперед, стремясь сократить расстояние между нами в надежде, что я все-таки пойму его. – Найти деньги на фильм было невероятно, немыслимо сложно.

Я рассмеялась.

– Вы имеете в виду те деньги, которые вы стянули у «Фонда Тилака». Итак, Сами стал жертвой на алтаре вашего искусства. Уверена, что мысль об этом несколько утешала его в последние минуты. Но как вы все устроили?

Он покачал головой и снова откинулся на спинку кресла, отчаявшись в моей способности понять те правила, по которым он жил.

– Я ничего не устраивал. Один из моих друзей просто неверно истолковал мои слова. Как оказалось, у него были связи с тем сортом людей, которые...

– ...умеют уговаривать состарившихся жен спрыгнуть с балкона?

Проспер не смог сдержать улыбку, потом взглянул на часы:

– Время перерыва закончилось.

По нему невозможно было сказать, сожалеет ли он о том, что произошло, или вообще не испытывает никаких чувств. Я вспомнила Анменна и тот первый раз, когда мы встретились в «Брич-Кэнди». Это сходство с угрем, настолько скользким, что его не поймать руками. Как они похожи!

Как по подсказке появился человек невысокого роста и занял свое место за пультом управления. Съемка продолжилась без единого сбоя.

– Сейчас мы быстро прокрутим сцену маскарада, – произнес Проспер в громкоговоритель, – а потом продолжим съемку.

История развивается следующим образом: пока шах Джахан лежит на смертном одре – «метафора для ухода с острова», шепнул мне Проспер через плечо, – Шива/Калибан танцует в зеркале и открывает своему бессильному повелителю образ будущего в форме пьесы. Три богини со своей труппой демонов, карликов и хиджр представляют окончательное поражение лидера маратхи Шиваджи/Ариэля, а потом также и поражение Аурангзеба и его империи Великих Моголов и приход англичан. Вся пещера должна превратиться в череду оживших ренессансных карт – с изображением сражений, выигранных и проигранных, границ, раздвигающихся, а затем вновь сдвигающихся. Фантастические создания с полей карт – их играют хиджра и карлики – постепенно переходят к центру.

Пока Просперо/шах Джахан произносит свои знаменитые слова «Окончен праздник...», танцовщицы покидают пещеру – «духи растворяются в воздухе», по словам Проспера – и присоединяются к громадной толпе, несущей статуи Ганеши. Они проследуют к морю на фоне грандиозного зрелища муссона, спроецированного на экран, подобного которому я не видела нигде за пределами американских кинотеатров под открытым небом.

– Нам может посчастливиться с реальными погодными спецэффектами, – сказал Проспер, – если во время съемки начнется настоящий муссонный ливень, как это часто случалось в шекспировскую эпоху – дождь частенько проливался на зрителей.

Позже в ходе монтажа шествие и муссонные спецэффекты будут соединены с кадрами реальной муссонной бури, заснятой за два дня до того без участия актеров.

– Чтобы подчеркнуть нематериальную ткань зрелища, – пояснил Проспер. – А шествие с изображениями Ганпати символизирует возникновение Индии как независимого государства. Мы возвратимся к нему позже. Оно заполнит экран в момент произнесения Просперо эпилога.

– Ганпати, устранитель препятствий. Слишком буквальная интерпретация. Вам так не кажется? – спросила я, хотя и не думала, что этот ублюдок на самом деле нуждался в моем одобрении.

Проспер отмахнулся от моего замечания.

Под рукой не было магических трюков Рэма, чтобы расстроить генеральную репетицию. Это был самый настоящий триумф даже без компьютерных экранов и спецэффектов. Аудитория аплодировала, технические работники улыбались, актеры были довольны. И Проспер ответил на мое напряженное молчание злобной улыбкой, а затем снова повернулся к громкоговорителю.

– Сделаем глубокий вдох и выдох, – сказал он, обращаясь к своей аудитории, как только утихли восторженные восклицания. – Вы все этого так долго ждали. Что бы сейчас ни случилось – дождь, буря, какая угодно катастрофа, – пока я совершенно определенно не скажу вам прекратить съемку, я хочу, чтобы камеры работали непрерывно.