Марк Альперт - Последняя теория Эйнштейна

Положив руку Дэвиду на спину, агент повел его к одному из грузовиков Гупты. Подойдя, Дэвид увидел кучу разбитого компьютерного железа — похоже, что его сбросили из задней двери. Агенты ФБР уже отгородили зону желтой лентой, но вряд ли они сумеют из этой груды мусора извлечь что-нибудь полезное. Все компьютеры, на которых Гупта моделировал разрыв пространства-времени, были открыты, жесткие диски вынуты. И по всей парковке валялись блестящие осколки дисков памяти.

Майкл стоял за пределами огороженной лентой зоны в окружении еще двух агентов. Руки у него были скованы за спиной, но вроде бы это его не волновало — он смотрел на груду разбитого железа радостно, как на подарок в день рождения. Никогда Дэвид еще не видел его таким довольным.

По жесту Коули сторожившие Майкла агенты отошли на шаг назад.

— Вот он, доктор Свифт. Устроил здесь жуткий разгром, но сейчас успокоился.

Дэвид в удивлении смотрел на разбитые платы, микросхемы, диски, на которых — пусть и недолгое время — хранилась единая теория. И понимал, как сильно недооценил он Майкла. Хотя мальчик стал жертвой козней своего деда, Дэвид был уверен, что никогда Майкл не откроет теорию агентам ФБР, как бы они его ни допрашивали. Он ведь в конце-то концов праправнук Эйнштейна. Как Кляйнман сдержал обещание, данное Herr Doktor'у, так и Майкл сдержит обещание, данное Кляйнману.

Дэвид улыбнулся мальчику и показал на кучу обломков:

— Майкл, это ты сделал?

Мальчик подался вперед, губами почти к уху Дэвида:

— Так было надо, — прошептал он. — Это ненадежное место.

В теплый субботний день в октябре трудно представить себе лучшее место, чем школьный двор на Западной семьдесят седьмой улице. На асфальтовом прямоугольнике пятьдесят ярдов длиной две дюжины ребят играют в футбол, бегают с баскетбольным мячом, размахивают палками лакросса и клюшками для хоккея на траве. Родители в основном сидят на парковых скамейках по периметру, читая газеты или поедая жареных цыплят, купленных в забегаловке через дорогу. Но Дэвид стоял посреди двора прямо в центре событий, играя с Джонасом и Майклом.

Отклонившись назад, он запустил бейсбольный мяч высоко вверх, футов на пятьдесят. Джонас поймал его в перчатку, потом низом послал Майклу, который перехватил и запустил опять в Дэвида. Мяч с приятным стуком влетел в перчатку. «Неплохо», — подумал он. Мальчики играли в бейсбол каждые выходные с августа, и практика начинала сказываться. «Если в любой игре достаточно долго тренироваться, — подумал он, — ты просто обречен ею овладеть. Что шахматы, что игра на пианино, что физика».

Карен сидела на скамейке вместе с Рикардо, своим новым бойфрендом. Он был басистом в джазовой группе, игравшей в нескольких малых клубах Манхэттена. У него были длинные волосы, как на изображениях Иисуса, он всегда ходил без носков и почти всегда без денег, но Карен по нему с ума сходила. И если честно, то Рикардо Дэвиду нравился куда больше ее бывшего, того гериатрического юриста, Эмори Как-Бишь-Его. Даже не вспомнить теперь, как звали эту старую вонючку.

Моника сидела на соседней скамье, читая «Нью-Йорк таймс». Они с Майклом регулярно приезжали в город с тех пор, как она получила над ним опеку. Она привязалась к нему за две недели в медицинском центре Чикагского университета, поправляясь от ран. ФБР разрешало Дэвиду и Майклу навещать ее каждый день — пока агенты были все так же милы, надеясь таким путем раздобыть у них какую-то информацию. Когда агентам это надоело, они попытались вернуть Майкла матери, но Бет Гупта решительно отказалась его брать. После двух недель задержания она рвалась обратно на Виктория-драйв и больше ничем не интересовалась. Поэтому старшая в этой группе — Люсиль Паркер, та самая, которая допрашивала Дэвида, — удивила всех, рекомендовав отдать ребенка Монике в Принстон.

Дэвид бросил Джонасу еще одну высокую подачу. Чем больше он об этом думал, тем больше понимал, как им повезло. Агент Паркер могла еще многие месяцы держать их под арестом, изнуряя ежедневными допросами, а вместо того обошлась с ними по-божески. У Дэвида было такое чувство, что она обо всем этом деле жалеет и просто хочет его закончить. А может быть, сама понимала, насколько рискованно слишком глубоко копать. Из событий в лаборатории Ферми она могла сделать вывод, что теория попала в руки сумасшедшего, который чуть не вызвал катастрофу. Тот факт, что ни Дэвид, ни Моника ни слова не говорили о теории, ясно свидетельствовал, насколько она опасна. Может быть, Паркер пришла к тому же выводу, что и Эйнштейн полвека назад: Теория Всего должна остаться скрытой. И даже правительству нельзя ее доверять.