Марк Альперт - Последняя теория Эйнштейна

Ей ничего не оставалось, кроме как смотреть. На экране отображалась трехмерная решетка, прямоугольная сетка, прочерченная едва заметными белыми линиями, чуть-чуть колеблющимися. Это, разумеется, была интерпретация вакуума, участка пустого пространства-времени с небольшими квантовыми флуктуациями. Но он недолго оставался пустым. Через несколько секунд с левой и правой стороны экрана вырвались два роя частиц.

— Это имитация пучков протонов и антипротонов, летящих в Теватроне, — пояснил Гупта. — Мы их будем запускать в виде сферических волн, чтобы частицы сталкивались симметрично. Смотрите!

Прищурившись, Моника разглядела, что частицы эти на самом деле — крошечные свернутые кластеры, и каждый скользит в решетке пространства-времени как узелок на струне. В момент встречи частиц их столкновение освещало центр экрана — и все узелки развязывались одновременно, яростно искривляя окружающую решетку. Потом рвалась сетка белых линий, и в прорыв вылетал ливень новых частиц. Стерильных нейтрино.

Гупта возбужденно показал на эти частицы:

— Видите, как они уходят? Соударения так искажают пространство-время, что пучок стерильных нейтрино вырывается из нашей браны в дополнительные измерения. Смотрите, я сейчас покажу более общий вид.

Он застучал по клавишам, и на экране показался лист пространства-времени на черном фоне. Это была брана нашей вселенной, вложенная в десятимерный балк. Из резкого изгиба листа вырывался поток нейтрино.

— Луч должен быть нацелен, чтобы он вернулся в нашу брану, желательно в точке примерно в пяти тысячах километров над Северной Америкой. Тогда вспышку увидят все жители нашего континента.

Частицы оставляли в балке прямой след, сияя и ускоряясь в проходе через дополнительные измерения. Пучок пересек пустоту между двумя складками браны и вернулся в лист пространства-времени, который забился, затрясся и запылал раскаленным металлом в точке соударения. Это и была, без сомнения, та вспышка, о которой говорил Гупта. Он длинным пальцем постучал по экрану:

— Если мы все сделаем правильно, то в момент возврата в нашу брану выделится несколько тысяч тераджоулей энергии, что примерно соответствует термоядерному взрыву в одну мегатонну. Поскольку луч будет нацелен в высокие слои атмосферы, на земле разрушений не последует, но зрелище выйдет великолепное. Несколько минут будет сиять, как новое солнце!

Моника смотрела в упор на горящий участок браны. Он понемногу темнел — энергия рассеивалась по пространству-времени. Господи, за каким чертом Гупта это делает? Не имея возможности задать этот вопрос вслух, она повернулась к профессору и прищурилась.

Он понял ее взгляд и кивнул:

— Доктор Рейнольдс, нам нужна публичная демонстрация. Если бы мы попытались просто опубликовать единую теорию, власти закрыли бы такую возможность. Правительство хочет оставить теорию только для себя, чтобы создавать оружие втайне. Но Einheitliche Feldtheorie никакому правительству не принадлежит, и это не только наброски для нового оружия.

Гупта склонился над клавиатурой и нажатием нескольких клавиш вызвал на экран компьютера архитектурный чертеж электростанции.

— Используя явление дополнительных измерений, мы можем вырабатывать неограниченные объемы электроэнергии. Не нужны больше угольные котлы или ядерные реакторы. И это только начало! Мы можем применить в медицине эту технику, нацеленными пучками нейтрино убивая раковые клетки. Эти же лучи будут запускать ракеты и вести их через солнечную систему. Космический корабль можно будет разогнать почти до скорости света! — Отвернувшись от экрана, он устремил горящие глаза на Монику. — Вы понимаете, доктор Рейнольдс? Завтра утром человечество проснется и увидит ослепительное сияние единой теории. И никто больше ее не скроет!

Моника услышала достаточно. Она не сомневалась в правдивости слов Гупты: единая теория настолько всеобъемлюща, что наверняка приведет ко многим чудным открытиям. Но за них надо платить цену, и цена эта ужасна. Перед глазами у нее стояла раскаленная добела вспышка в центре экрана. Профессор сказал, что это будет демонстрация, величественное оглашение, написанное на небесах, но Моника думала, что станет от этой демонстрации с людьми внизу. Хиросима тоже была демонстрацией.

Высказать все это с кляпом во рту она, конечно, не могла — только посмотрела на Гупту и покачала головой.

Профессор приподнял бровь.

— В чем дело? Вы боитесь?