Мария Эрнестам - Коктейль со Смертью

Он нанизывал слова, как звенья цепочки, одно за одним. Я ждала последнего. С замочком.

— Какой-то миг человек, сидящий у постели умершего, вмещает в себе две души. Свою и чужую, которая не спешит покинуть этот свет. В этом ощущении нет ничего неприятного, но оно может напугать того, кто к этому не готов. Но, как правило, все к этому готовы. Сами того не сознавая, люди стремятся быть вместе. К тому же душа успевает пробыть там совсем недолго, пока Высшие силы не пошлют за ней кого-то. Помнишь кадры из кинофильмов, когда полицейские убирают трупы в черные пластиковые мешки? Так вот, мы практически то же самое делаем с душами. С той разницей, что наши клиенты пригодны для вторичного использования.

Я не поняла, шутит он или говорит серьезно. Мысленно перемотала в памяти пленку и прослушала его речь еще раз. Но так и не уловила смысла. Он между тем продолжал:

— Те, кто находились рядом с умирающим, часто узнают меня при встрече. Или, во всяком случае, признают мое существование. Я называю их моими ангелами-душеспасителями. О тех же, кого смерть настигла в одиночестве, стараюсь заботиться я. Оказываюсь в нужный момент в нужном месте с флаконом наготове. Собираю тревожные души, успокаиваю их, уговариваю не бояться неизвестности. Знаешь ли ты, что страх, подобно звуковым волнам, способен распространяться на большие расстояния и заражать других людей? Одна такая волна может быть такой силы, что способна вызвать революцию. Удивительно: во всех странах пристально следят за политически или религиозно активными людьми, подозревая в них зачинщиков беспорядков, но нигде не обращают внимания на одиноких. А ведь одиночество опаснее самого кровавого переворота. Не понимаю, как люди за столько лет не догадались, чего им следует бояться на самом деле.

— Я никогда не присутствовала при смерти человека, поэтому мне трудно представить то, что ты описываешь. Но это звучит как поэзия. Кроме черных мешков, конечно. Я только надеюсь…

Я забыла, что хотела сказать, потерялась в мыслях и воспоминаниях о том смущении, которое охватывало меня, когда приходилось выражать соболезнования по поводу чьей-то смерти. Надо позвонить родителям и спросить, умирал ли кто-то из наших родственников в одиночестве. Мне необходимо узнать, часто ли такое происходит. И почему.

— Но что ты подразумеваешь под одиночеством? То, что никого нет рядом в момент смерти? Или душевное одиночество? — Я и сама не совсем понимала, что имею в виду, но мне знакома была разница между желанием побыть наедине с собой и одиночеством. Я никогда не ощущала себя одинокой настолько, чтобы согласиться провести скучнейший вечер с неприятными мне людьми.

— Хороший вопрос. Если человек остается наедине со смертью, он, разумеется, одинок. Как Густав. Сиссела не была одинока, если понимать под одиночеством отсутствие вокруг людей. Она умерла на оживленной улице, на глазах у матери и сестры. Ее одиночество обусловлено тем, что она отличалась от всех и всегда это чувствовала. Она не ощущала причастности к этому миру.

Как и я. Я тоже не ощущаю причастности к этому миру, — пронеслось у меня в голове.

— Иногда люди умирают, когда рядом с ними кто-то есть, но этот кто-то злой и жестокий. Я имею в виду жертв убийц или приговоренных к казни. Одиноки и те, кто умирает на чужбине, вдали от родных и близких.

Услышав слова «приговоренные к казни», я вспомнила тюремные камеры, примитивные кадры из вестернов, массовые расстрелы. Перед глазами возникла душераздирающая статья из какого-то журнала о молодой девушке из мусульманской страны, которую застали наедине с мужчиной-соседом. Репортер подробно описывал, как женщину закопали по пояс в землю, а потом стали забрасывать камнями. Он заканчивал словами: «Наконец голова упала, как перезрелый апельсин». Эта фраза настолько врезалась мне в память, что не раз будила меня по ночам.

— А женщины, которых забрасывают камнями на Востоке, они одиноки?

Смерть раздраженно отставил чашку.

— Я стараюсь прийти к ним как можно скорее. До того, как они умрут. На самом деле эти люди мертвы еще до того, как их казнят. В их глазах пустота, они словно и не живут. Душа уже покинула их и находится на пути во флакон. Поэтому мне смешно смотреть на палачей. Они считают, что казнят живых людей, хотя на самом деле совершают нечто, напоминающее игрушечную казнь над куклами. Трудно быть демократом в таких ситуациях, особенно зная, что когда-нибудь палачам и самим придет черед заглянуть мне в глаза.