Николай БАСОВ - Высший пилотаж киллера

Получить ответ на вопрос, кто прикрывает Комарика, я и не рассчитывал. Если ему практически сошло с рук убийство – значит, дело серьезное. И не потому, что убийство сложнее всего прикрыть, как раз нет, в России убийство – довольно дешевый вид преступления и очень просты варианты ухода от ответственности за него. Но меня с самого начала насторожило, что не было проведено даже необходимого расследования покушения на убийство Аркадии. Этот наезд даже не квалифицировался как покушение на убийство… Правда, в то время она еще не была миллионершей, так, одна из армии банковских служащих, не более.

Я сложил «пушки» аккуратной стопочкой на столе, пересчитал патроны, обновил магазины, оделся и пошел на кухню, пить чай. Он поспел так быстро, что мне и ждать не пришлось.

Но пить на кухне не хотелось. Вот ведь, привык к роскошной жизни, уже и кухня мне не казалась самым уютным местом в доме. Я налил кружку побольше и пошел наверх, в гостиную.

Каково же было мое удивление, когда тут я обнаружил… Нет, это я лукавлю, я почти ожидал увидеть тут Аркадию. Она сидела у почти погасшего камина, откинувшись в своем кресле, как марионетка с перерезанными веревочками. Лицо ее хранило сонную одутловатость и было бледным, каким-то даже помятым, чего я раньше у нее ни разу не видел.

Она мне обрадовалась. Я принес ей свежего чаю, который Воеводина – душа-женщина – оставила для меня засыпанным в сухой и чистый чайник под ватной бабой на столе у плиты, а потом сел рядышком и стал неторопливо рассказывать, что произошло вечером сначала в Малине, потом в Пушкине.

Она слушала внимательно, очень благодарно и спокойно, словно я читал роман, а не пересказывал судьбы живых людей, которые сейчас, в это самое время страдали, бились в камерах предвариловки, залечивали раны или покойно, бледно лежали в морге, ожидая последнего путешествия – в могилу.

Аркадия оставалась слишком спокойна. Я даже немного разозлился на нее за это и стал слегка драматизировать происшедшее, чтобы она хоть что-то почувствовала, но это ничего не изменило. Наконец я понял – это было не спокойствие, а тот довольно редкий случай, когда твердый человек приходит к окончательному решению.

Правда, ее решение осталось непонятным. Потому что едва я кончил, она суховато поблагодарила меня, развернула кресло и укатила в свою спальню. Мне осталось только унести ее и свою пустые кружки.

Я решил подняться к себе, надеясь все-таки хоть немного поспать. На последней ступеньке я замер, пораженный внезапно пришедшей мне в голову идеей, но потом решил, что она очень уж бредовая.

А заключалась она в том, что следовало бы проследить все действия Аркадии, по полной программе – «наружка», подслушка, финансовое состояние, контакты, здоровье и, конечно, мнения людей, которые с ней сталкивались.

Только, я решил, это будет затруднительно, потому что ее прикрывает Шеф. А это хоть и не очень серьезное прикрытие по российским меркам, но для меня вполне достаточное.

Уснул я по-настоящему, когда за окошком уже стало светать. И шум появился вполне рабочий. Если бы Аркадия купила дом чуть ближе к Садовому кольцу, уснуть уже, наверное, было бы невозможно. Но, в общем, поспать мне и не удалось. Потому что меня почти тут же разбудил Воеводин.

Он стоял надо мной, как грозный, угрюмый призрак, и что-то талдычил. Почему-то я сначала подумал, что до револьвера теперь не дотянусь, и лишь потом стал разбирать слова:

– …тебя требует. Говорит, ты вызвал. А я понять не могу, что им нужно?

Я уже продрал слегка глаза и сел в кровати.

– Кто?

– Ну, они говорят, что они телефонисты. Приехали по твоему вызову. Я же говорю, требуют тебя.

Я понял. Это были ребята, которых направил к нам Шеф. Но кто же думал, что они появятся в такую рань? Могли бы опоздать хотя бы часов до двенадцати, я бы тогда, может, и выспался.

Слез с кровати, неофициальный обыск дело серьезное, будет лучше, если я похожу с ними по дому, чтобы они не вздумали сачковать и чтобы они не нарушили здешний устав больше необходимого.

Мы спустились к ним минут через десять. И успели как раз к трели, которую принялся рассыпать своим клаксоном Березанский. Он, как ни удивительно для адвоката, считал, что запрещение сигналить в Москве не для него.

Впрочем, сейчас многие так считали. Особенно хороши были те, кто ставил на своих тачках едва ли не корабельные колокола громкого боя как противоугонное средство. С одной стороны, это было понятно, нормально и особых возражений не вызывало. Но с другой – сигнал, бьющий в и без того перенапряженные нервы по полчаса, до полного озверения всех окружающих, независимо от времени суток, возраста и состояния здоровья, – средство довольно подлое. Особенно если не отработано и машина начинает возмущаться каждые пятнадцать минут и реагировать на любого бродячего кота, не говоря уж о человеке.