Карлос Бальмаседа - Кулинарная книга каннибала

Но из-за войны не только миллионеры теряют свои излюбленные маршруты. Беды не разбирают, кто богат, а кто беден, несчастьям наплевать на социальные классы, а невзгоды времени не принимают во внимание родословные. У многих иммигрантов потерялась связь с европейскими родственниками, семьи оказались разделенными, Атлантический океан стал стеной с колючей проволокой, дети остались без родителей и мужья без жен, разрушительное шествие войны уничтожило родные селения тех немногих, кто желал вернуться. В Аргентине осели многие из Старого Света, кто уже не мог вернуться на родину. Ярость военных сражений слишком опустошила земли, могильные плиты заняли посевные поля, дороги стали называться иначе, а границы снова перетрясло, как трясет сбрасывающих старую кожу гадюк.

В отеле «Бристоль» работали повара, выписанные из Италии и Франции, обученные в шикарных ресторанах, мастера настоящих лакомств и кушаний, уминаемых знатью. Это были гастрономы, получившие образование в алгебраической школе Мари-Антуана Карема, [5] Мари-Антуан Карем (1784–1833) — знаменитый французский повар. известного как «божественный Антуан», несомненно самого известного повара в истории, придворного кулинара царя Александра I, короля Георга IV Английского, барона и баронессы Ротшильд, разных послов и благородных сибаритов. Карем показывал свое поварское искусство в Санкт-Петербурге и Париже, в шикарных замках Булони, при лондонском дворе и на чрезмерно обильных пиршествах имперской Вены.

Одним из таких наследников гастрономического завещания Карема стал родившийся в маленьком селении Капоретто, что на севере Италии, Массимо Ломброзо. Массимо всегда хотел работать в лучших отелях Италии и Франции и искал удобного случая, чтобы начать самостоятельную жизнь. К двенадцати годам он уже работал подсобником на кухне постоялого двора в Триесте, потом его взяли в один из ресторанов в Падуе в качестве помощника повара, через два года он стал специалистом по супам в отеле «Принц Савойя» в Милане, а в девятнадцать лет — мастером по мясу, соусам и кондитерским изделиям в римском отеле «Амбаскиатори Палас». Прошло три года, и, когда он перебрался в парижский «Гранд-Отель», его повысили до старшего повара; он уже находился на родине международной гастрономии и испытал колоссальную гордость, когда стал помощником шеф-повара на кухне отеля «Ритц»: его выбрали на эту должность коллеги — такова в те времена была традиция. Но у Массимо была заветная мечта. Есть такие страстные желания, которые не покидают нас никогда и не дают нам покоя, и у Массимо таковым было желание скопить достаточно денег, чтобы вернуться в свое селение и построить там гостиницу с рестораном: его жена и сын занимались бы гостиничными номерами, а он — кухней, он даже рисовал в своем воображении, как создает свою собственную кулинарную школу. Но столько раз наши грезы прерываются кошмаром: по Капоретто звериной пастью прошлась война, австрийские и немецкие войска вторглись в район, и итальянские солдаты с гордостью вспоминают про бегство с поля битвы, шедевр военной тактики, который спас тысячи жизней. [6] Капоретто — населенный пункт в Северной Италии, в районе которого во время Первой мировой войны австро-германские войска осенью 1917 года нанесли сокрушительное поражение итальянской армии. В одних случаях бегство — это подарок, в других — тихое чудо. Но года идут, а потерянная земля не возвращается: по окончании войны Капоретто отошел со своими убогими развалинами к Югославии, новые хозяева заменили итальянское название славянским — Кобарид, через несколько лет он стал частью недавно образованной Республики Словения. В Кобариде, в селении, которое снова переименовали в Капоретто и в котором уже не пахло кровью и порохом, словенцы создали музей Первой мировой войны.

Когда началась война, Массимо Ломброзо исполнилось тридцать четыре года. В 1910 году он со своей женой Касандрой и единственным сыном Ренцо переехал в Аргентину. В Париже Массимо нанял на работу пораженный его кулинарными способностями доктор Иполито Марсьяль Луро, акционер и член правления отеля «Бристоль», адвокат-миллионер, который за пятнадцать лет трижды овдовел — черная магия судьбы не упускает случая, чтобы подпортить жизнь сильным мира сего. Бывает, что боль дает новые силы, и, получив душевную рану, Иполито, будучи на пороге своего сорокашестилетия и страдая от одиночества, начал ухаживать за Марией де-лас-Мерседес Анчореной. Слащавый романтизм ухажера привлек ее внимание: Марии на тот момент исполнилось сорок два года, это была незамужняя без комплексов женщина, она никогда не ходила к алтарю, и никто не сомневался в том, что ее тайное призвание было поступить схимницей в монастырь в Тигре, [7] Тигре — северо-западный пригород Буэнос-Айреса. который она имела обыкновение посещать и оставлять там в изобилии пожертвования и молитвы. Мария была красивой женщиной, зрелой и безвольной, изящное тело все еще крепкое, а в ее взгляде спящего вулкана пряталось что-то такое, что позволяло угадать ее самые сокровенные желания — только-то и нужно было, что заметить этот взгляд. Это еще не все, она и ее три старшие сестры обладали одним из самых богатых наследств в Аргентине: процветающие имения и угодья, при мысли о которых у тех, кто пытался подсчитывать их годовой доход, перехватывало дыхание. Никто тогда не понял, что за чудесная отрава пробудила у обоих любовь. Они познакомились на одном торжественном приеме, который в театре «Колон» организовал нунций — посланник Папы Пия X искал способ заполучить денег для новоявленного «Сиротского приюта Девы Фатимы» в районе Палермо. [8] Палермо — район аргентинской столицы. Едва Иполито и Мария столкнулись на выходе из ложи, как вдруг кровь в их жилах закипела, краска залила лицо женщины, ладони окатила влажная волна, и пары незаметных знаков оказалось достаточно, чтобы она поняла: Бог хочет видеть ее не в монастыре, а в супружеской постели этого незнакомца — неисповедимы замыслы Господни, — и ее взволнованное сердце не оставляло сомнения, что человек перед ней — следствие деяний и милости Святого Духа. Иполито глянул на Марию, и огненный язык ожег его кожу, он подумал: таинства страсти слишком сложны, чтобы медлить с их толкованием, ни один человек верно не понимает ярости любви, и остается только отдаться во власть течения, чтобы понять, куда вынесет жизненный поток. И после того как Иполито трижды овдовел, ему было уже все равно, Бог ли, дьявол ли дергает за ниточки его судьбы. Два месяца тактичных ухаживаний — и к алтарю. Они запланировали тихую свадьбу, прошлое жениха не вызывало восторга в семье невесты, то же можно сказать и про родню трижды вдовца, но любовь скорее упряма, нежели слепа. О частном характере венчания позаботился друг Иполито, а по совместительству и его исповедник, образованный иезуит, человек мягких манер, который, будучи рукоположенным, сам окрестил себя высокопарным именем — Лазарь Бенедиктинец, так он заставлял величать себя еще во времена учебы в семинарии. Священника на церемонии сопровождали два белокурых и худых мальчика-служки, внучатые племянники невесты, а всего приглашенных — кузенов и кузин, свояков и своячениц, бабушек-дедушек, тетушек-дядюшек, братьев-сестер и свидетелей — оказалось не более ста двадцати человек. От алтаря — к свадебному столу в особняке викторианского стиля, которым новоиспеченный супруг владел в районе Бельграно, а оттуда в экипаже, запряженном шестеркой белых лошадей, которых Иполито с удовольствием использовал для поездок на ипподром, на трансатлантический лайнер, отчаливший на следующий день в Соединенные Штаты.