Карлос Бальмаседа - Кулинарная книга каннибала

Итальянский консул по причинам, которые не требуют особых объяснений, с усердным тщанием пономаря берег след Цезаря Ломброзо: больше двух лет тот находился в детском приюте, унылом здании в форме буквы U, имевшем двухэтажные корпуса и застекленные галереи, выходящие в засаженный высокими деревьями парк, выложенные камнем дорожки, клумбы с розами и гортензиями. Стены здания столь толсты, что кажутся неприступными, высокие двускатные крыши покрыты французской черепицей. Портик, что скрывает вход толстыми колоннами, поддерживающими каменный балкон, выходит на северную сторону. Совсем рядом с приютом, чтобы защитить его обитателей от козней дьявола, расположена часовня Сан-Карлос-де-Борромео: на вершине колокольни на белом резном камне торчит крест, который бдит за душами невинных дитятей, проживающих в этом месте.

Там и находился Цезарь Ломброзо, когда за ним пришли родственники в сопровождении консула, уладившего все сложности с законом и оформившего все необходимые документы, чтобы сирота начал новую жизнь в «Альмасене».

Но обратим наш взор на ту часть истории, которая слишком быстро проскочила перед нашими глазами: почему Беттина Ферри вдруг стала «ближайшим» родственником Цезаря Ломброзо? Нам даже неизвестно, кто отец ребенка и где он находится, поскольку он до сих пор не появлялся в нашем фрагментарном повествовании, неизвестно и что было с «Альмасеном Буэнос-Айрес», а также у нас нет сведений о том предмете, который продолжает питать наш интерес, — что случилось с рукописным оригиналом великолепной «Поваренной книги южных морей»?

Лучше пока разрешить старые загадки, прежде чем биться с новыми. Давайте возьмем некоторые основные факты в качестве верстовых отметин, и это позволит нам достаточно точно отыскать едва различимые следы, которое оставило нам время.

Два очень важных события известны нам с иезуитской точностью.

Первое: 8 декабря 1941 года в полдень Мария Чанкальини и ее единственный сын Федерико вновь открыли «Альмасен».

Второе: 21 сентября 1982 года вечером Беттина Ферри и ее муж Рафаэль Гарофало тоже открывают «Альмасен Буэнос-Айрес».

Посмотрим, что произошло за этот сорок один год.

Федерико Ломброзо исполнилось 14 лет 8 октября 1941 года. И ровно два месяца спустя, ни днем раньше, ни днем позже — вот как работает непостижимая арифметика жизни, — его мать открыла для посетителей «Альмасен» с блаженным восторгом мореплавателей, видящих на горизонте землю. Почему женщина возродилась из политого слезами пепла? Что за мощная сила заставила Марию, раздавленную беспрерывной тоской, охватившей ее после того, как у нее на руках умер Ренцо, распрямиться и толкнула ее вперед? Возможно, одного-единственного образа оказалось достаточно, чтобы вернуться из ада, и разве нельзя, даже еще не зная, предчувствовать, что в жилах Федерико текло невидимое чудо отцовской крови? Чудо, составленное из экзотических запахов, вкусов, ароматов и восхитительных фактур. Приятно вспомнить, что в тот день, когда крестили Федерико в соборе Святого Петра и Сесилии накануне Рождества в конце того же года, когда он родился, священник осенил лоб младенца крестным знамением, после чего Федерико одним из своих крошечных пальчиков коснулся святой воды — взмах крыла готового броситься на жертву сокола, вонзающееся со скоростью молнии жало осы — и поднес капельку ко рту, чтобы попробовать воду на вкус. И никто, кроме Марии, не обратил внимания на этот быстрый, словно луч света, жест. Но рано высказывать смелые предположения и строить неясные прогнозы в тот миг, когда ее сын получал Святые Таинства. Не следует удивляться прочному терпению матери: женщина, которая девять месяцев ждет, чтобы произвести на свет чудо жизни, может подождать того момента, когда карты лягут так, как нужно.

Федерико Ломброзо вместе с матерью внимательно изучил — страницу за страницей — чудесную «Поваренную книгу южных морей», и огромная и тихая кухня «Альмасена», который оставался закрытым для посетителей, превратилась в место излюбленных игр. Маленький ученик походил на алхимика в поиске тайных законов и методик, на чародея, выуживающего древние знания в священной книге богов, запахи и ароматы трав и специй полнили его сны экзотическими картинами, кулинарные рецепты, собранные и придуманные его дядьями, бурлили в его голове и волновали точно так же, как и Марию, видевшую в сыне живой образ мужа и свекра. Образ Федерико на кухне: маленькие ручки летают из стороны в сторону, словно птицы с пятью крылами, с одержимостью алхимика смешивая и взбивая, заправляя, перча, нарезая, замешивая, чистя, жаря. Этот образ, повторяемый изо дня в день, не был ли он тем же самым образом, что месяцами яростно являлся во снах женщине, а она не понимала, что он предвещает? Так и должно было случиться: бессловесная сцена превратилась в могущественный тотем, тысячекратно повторенную молитву, страстную мольбу, и однажды весенней ночью, когда рокот моря оглушал город, Мария почувствовала, как ее кожа отделяется от тела, она подскочила на кровати с первородным испугом, застрявшим у нее в глотке. И в тот же самый миг, вырванная сдавленным криком из сна, она узрела перед глазами пылающий фиолетовый огонь грядущего. И ее заворожила эта вспышка-предсказание, ее загипнотизировал этот безупречный блеск, как если бы за всю свою жизнь Мария не видела ничего так предельно ясно: то был образ ее сына Федерико, одетого в тот же самый поварской фартук, который иногда носила она сама, который носили Ренцо, Массимо, Лучано и Людовико.