Роберт Липаруло - И приидет всадник…

— Это центральная часть триптиха «Искушение святого Антония», принадлежащего кисти Босха, — сообщил отец МакАфи.

Алиша вопросительно посмотрела на него.

— Да, тот самый святой Антоний, что изображен на этой картине, — он кивнул в сторону висевшего над ними полотна. — А здесь он вот, в голубой мантии. А это — так называемая «черная месса», злая пародия на католическое богослужение. Ее участники поклоняются сатане. Вместо вина они используют мочу. Подобные «службы» часто отправляли лишенные сана священники, они читали Священное Писание задом наперед и плевали на крест. На алтарь они клали трупы животных и отрубленные человеческие головы. В Средние века верили, что подобно тому, как во время церковного богослужения происходит чудо пресуществления — превращения вина и хлеба в кровь и тело Христово — так и черная месса наполняет Злом мертвую плоть. Потом они подбрасывали эти трупы и головы своим врагам, надеясь тем самым навлечь на них проклятье.

Алиша отвела взгляд. Это было зло в чистом виде, очевидное даже для неверующих, нечто настолько дурное, против чего и атеисты должны были бороться на стороне «добра».

Отец МакАфи показал на светлое пятно на стене — след отсутствующей картины:

— Десять лет у меня здесь висела гравюра с этой картины.

— Зачем же вам нужно было держать здесь настолько отвратительную вещь?

— Наверное, по той же причине, по которой Босх ее нарисовал. Для определенного стимула и для того, чтобы почтить тех, чья вера одолевает приступы искушения. — Он указал пальцем на изображение «черной мессы» в книге. — Этот ритуал олицетворяет собой всякие соблазны, которые могут на время отвлечь наше внимание: плотские наслаждения, отрицание установлений, наше личное противление воле Господней. Но вы видите — святой Антоний не поддался им. Он не участвует во всем этом. Смотрите, как он, преклонив колена в молитве, смотрит на нас, словно желая сказать: «Сила дается мне свыше, не от мира сего, и она больше, чем давление, которое оказывают на меня силы зла».

Алише показалось, что священник вложил в свое толкование — как случается с большинством интерпретаций — что-то личное. Вероятно, он увидел в картине то, что хотел увидеть.

— Один из людей, переживших клиническую смерть, с которым я потом беседовал, нашел эту гравюру и переслал мне. Очевидно, в качестве иллюстрации к теме нашего разговора.

— Понимаю. А где же теперь эта гравюра?

— Насколько я понимаю, в Ватикане.

— Гравюра?

— Ну, подлинник-то хранится в Национальном музее старинного искусства в Лиссабоне, и там его вряд ли кому-то уступят, а моя гравюра исчезла вместе со всем архивом.

— Тем, который хотел заполучить отец Рендалл?

— Да, якобы для Ватикана. Архивы Святого Престола — из крупнейших в мире. В них хранятся документы, свидетельствующие обо всех мировых событиях, оказавших влияние на веру, церковь и развитие человечества: союзнические договоры, пророчества, кары Божьи, случаи изгнания нечистой силы. Регистрируются также дела светские: рождение, крещение, бракосочетание и признание брака недействительным, смерть. Там лежат документы со времен рождества Христова и даже раньше. Это удивительное собрание человеческих знаний и мнений, начиная с давних времен. Рендалл хотел приобщить плоды моих трудов к этой богатой коллекции. Он собирался прислать людей и грузовик прямо на следующее утро, чтобы все забрать.

— Но вы не разрешили?

— Нет конечно! Ведь после выхода каждой моей книги кто-нибудь из журналистов обязательно связывался с Ватиканом, чтобы поинтересоваться «официальной позицией» церкви, — и там всякий раз открещивались от меня, как от слегка помешанного. Не до такой степени, чтобы отстранить меня от должности или применять какие-то другие санкции, но ясно давали понять: отец МакАфи действует по собственной инициативе, это у него хобби такое, а католическая церковь здесь не при чем, увольте. В общем, я сказал, что с удовольствием завещаю церкви свои архивы, но до своей смерти никому не собираюсь их отдавать.

— Как отец Рендалл воспринял ваш отказ?

— Поначалу ему показалось, что я просто ему не верю, сомневаюсь в его полномочиях. Он заговорил о возможности обратиться к его начальнику, кардиналу, обладающему огромной властью и влиянием в Ватикане. Его, мол, одно время даже хотели избрать папой. А теперь он уже слишком стар. «Ну, пусть он позвонит мне, — сказал я Рендаллу, — и я скажу ему то же, что и вам». Он стал настаивать, горячиться, но в таких случаях спорить со мной — все равно что биться головой о стену. У него даже вены на голове надулись. Он сказал: «Ну хорошо, посмотрим, что скажет ваш архиепископ». Я ответил: «Да ради бога», — и указал ему на дверь, вот и все.