— На месте уже? — ядовито осведомилась Алинка (срочный, без внятных объяснений спешки Антонов отъезд ее несколько покоробил). — Мог не торопиться.
— Что такое?
— Наташка только что сказала: Ваня твой улетел сегодня. Она сама буквально час назад узнала, причем случайно — он никого не предупредил.
Если чему Антон и удивился, то отсутствию у себя удивления: сейчас он отдавал себе отчет, что чего-то подобного подсознательно и ожидал по дороге сюда.
— И куда улетел? — спросил он без всякой надежды.
— В Питер, что ли… В Питер, Наташ, Ваня свалил?.. (Крикнула в сторону.) В Питер, говорят…
Выйдя из подъезда, он механически окинул взглядом почти пустую стоянку. С краю ее притулились мусорные контейнеры, возле одного на асфальте светлело что-то едва заметное. Не задумываясь зачем, Антон подошел. Белая авторучка с какой-то красной надписью — рекламная, видать. Он шевельнул ее носком кроссовки. «Глянцеватель». По-русски. Ха! Так это Масово… Логично, учитывая, что тот был сейчас небось единственным жильцом в доме. (Антон представил: Ивар издалека небрежно мечет пакет с мусором, ручка выскальзывает и щелкает на асфальт.)
Он пинком отправил ее в щель между контейнерами и вытащил ключи от «Пежо».
Через некоторое время она снова заглянула в комнату — Антон по-прежнему сидел за компьютером.
— Что ты там ищешь? — спросила Алька, подходя сзади и видя, что он все еще в Сети.
— Уже нашел… — пробормотал Антон, не оборачиваясь.
— Что?
— Рейс.
— Какой рейс?
— Авиа.
— Куда? В Москву? Ты решил, когда уезжаешь?
Закряхтел, готовясь испражниться, принтер.
— В Питер.
— Ты в Питер полетишь?
— Угу.
Вылез лист с перевернутым текстом.
— Когда?
Он помедлил:
— Завтра.
Теперь помедлила Алька:
— Не поняла…
Антон наконец обернулся и увидел на ее лице ожидаемое: растерянность, переходящую в злость. Вздохнул:
— Извини… Кстати, у тебя сотни евро в долг не будет?
Мятый ящик трамвая надвинулся, дребезжа. Лязгнули двери. Раскатился вопль: «Па-ашел! Наездился вчера!» — вагоновожатая яростно спихивала со ступенек сунувшегося было внутрь бомжа с палочкой. Бомж отступил, но палка застряла между схлопнувшихся створок. Тетка с ненавистью еще дважды громыхнула дверьми, тронулась. Бомж остался ждать следующего трамвая.
Возвращаясь в потемках домой (в смысле, к Тане), Антон ежился и ускорял шаги, словно на быстрой перемотке просматривая кадры любимого им, но только не зимой, города. Могильный мрак подворотен, смерзшиеся снежные гряды вдоль тротуаров. Стремительно и густо сеющийся в свете фар и фонарей мелкий снег. Перемигивающиеся желтым светофоры.
Улица Некрасова, недалеко от угла с Восстания. Живя тут, Таня обычно водила брата, приезжавшего из столицы пару-тройку раз в год, в окрестные кабаки. В «Платформу», ныне покойную, заходили из подворотни — жутковатой питерской подворотни, выныривающей в не менее жутком, заваленном стройматериалами дворе-колодце; в прихожей клуба твоя одежда безнадежно погребалась под чужой, сугробом нарастающей на вешалке; в переполненном дымном зале, чтобы пройти к своему столику, приходилось поднимать сидящих за соседними. Если ты оказывался тут перед началом концерта, разговор периодически прерывался торопливой пробежкой барабана или взмыкиванием очередной трубы: ребята на сцене настраивали инструменты, а звуки шли через усилок. В «Самогонщиках» пили местные отчаянной остроты настоечки: красный смерчик табаско закручивался во взбалтываемой стопке «Дьяволова огня», еще более забористая хреновуха, мутно-белая, со свежим хреном, едва не вышибала слезу.
Нельзя сказать, что свалившийся сейчас за два дня до Нового года Тане на голову Антон оказался так уж кстати, тем более что болела Женя, ее младшая, — но бесцеремонный брательник обещал долго собой не обременять. Правда, где искать тут Маса, он пока понятия не имел: в Барсе никто ничего ему сказать не смог, а общие питерские знакомые про то, что Ивар в городе, услышали впервые от Антона.
Никеша внезапному Антонову визиту и вопросу о Масарине даже вроде не очень удивился, словно тот их телефонный ноябрьский разговор, московско-иерусалимский, подразумевал продолжение. Нет, они и после Никешиного возвращения созванивались — от него, например, Антон узнал, что Мас уехал из Израиля (куда — не узнал), но общались бегло, хотя Антону почему-то казалось, что тогдашние, ноябрьские его слова собеседник принял к сведению и не прочь при случае напомнить.
Читать дальше