Джим Томпсон - Чертовка

Всё из-за дамочки, которая родилась испорченной и с каждым днем своей жизни портилась только сильнее.

Я встретил Мону и привел в дом. Рассказал ей о Стейплзе и о том, что лишился денег. Я выложил ей все как было, надеясь отчасти, что она станет ныть или накричит на меня. Но она не издала ни звука. Она сочувствовала мне и жалела меня, но вела себя так, словно ей было все равно. Пока она могла быть со мной — а это единственное, что имело для нее значение.

Я начал думать, что, возможно, ошибался на ее счет. А если она и вправду та чудесная малышка, какой показалась мне вначале? Конечно, я не мог измениться полностью. Но я старался как мог. Удерживался от того, чтобы ее ударить. Терпел ее… до поры до времени.

Понимаете, Мона была всем, что у меня осталось. Всем, что я получил за то, что сделал. А мне нужен был кто-то рядом. Кто-то почти всегда был со мною рядом.

Я вышел купить еще виски, после чего у меня не осталось ни цента. Я вернулся, и мы стали говорить и пить. Потом говорила только она, а я пил. Вскоре я уже пил в полной тишине.

Она уснула, положив голову мне на колени. Я тоже забылся сном. Когда настало утро, мы были все там же, на кушетке.

Я сделал нам кофе и тосты — не хотел, чтобы она возилась с моей жратвой. Я велел ей топать домой и собрать все, что она хочет взять в дорогу. Она поспешила к себе, а я вернулся в спальню.

Все вещи Джойс я засунул в большую картонную коробку. Одежду, косметику и туалетные принадлежности — все. Вынес коробку в переулок и поставил ее рядом с мусорным баком. Потом поехал в магазин.

Сборщики все уже отметились и разъехались, Стейплз сидел в одиночестве. Он вернул мне договор на продажу столового серебра, я чиркнул спичкой, бросил вспыхнувшую бумажку на пол и растоптал клочки до мельчайшего пепла.

— Как неопрятно, — заметил Стейплз, надув губы. — Но, пожалуй, мне не следует тебя упрекать… Насчет денег, Фрэнк. Я решил заплатить тебе целых пятьдесят долларов.

Я взял деньги, не говоря ни слова. Потом взглянул на него — неторопливо и жестко. Затем повернулся и направился к выходу.

— Фрэнк… — В его голосе слышалась тревога. — Какие… э-э… какие у тебя планы, Фрэнк?

— А тебе какое дело?

— Но я всегда беспокоился о тебе, мальчик мой. Всегда. И как только я понял, что ты, вне всяких сомнений, захочешь уехать…

Тут я стал кое-что понимать. Он был встревожен. Он ведь не какой-то наемный работник, который может уволиться без предупреждения. Надо будет сперва провести инвентаризацию товаров и аудит. Это займет две-три недели. А Стейплзу не хотелось, чтобы я в это время был в городе. Я ведь мог отчаяться, понимаете? Мог напиться и повздорить с полицией… а там, глядишь, и язык бы у меня развязался.

— Да не знаю, — неспешно произнес я. — С какой стати мне уезжать? Я подумал, останусь-ка лучше здесь.

Он обиженно посмотрел на меня, но выдвинул ящичек кассы. Достал оттуда все деньги, пересчитал их и сунул мне в окошко.

— Четыреста сорок семь долларов, Фрэнк. Почти пятьсот с теми пятьюдесятью, что у тебя уже есть. Неплохое подспорье в путешествии.

— Мне здесь нравится, — сказал я. — Я никуда не собираюсь.

— Ну же, Фрэнк…

— Если, конечно, ты не расщедришься получше. Черт возьми, хотя бы на тысячу! При всем том, что у тебя есть…

— Но с собой у меня ничего нет. Деньги припрятаны в надежном месте и останутся там, пока я не уволюсь.

— Ладно… ладно, — сделал я еще одну попытку. — Тогда выпиши мне чек. Выдай мне чек на пять сотен.

— Ах… — Стейплз ухмыльнулся и покачал головой. — Мальчик мой, ты неисправим. Какой еще чек?.. Я еще не совсем спятил, благодарю покорно. У меня и так почти весь баланс уйдет на то, чтобы возместить взятое в кассе.

Я был уверен, что он врет, но толку-то с моей уверенности? Он был слегка встревожен — не напуган, — и я уже извлек из его тревоги все возможное.

Поэтому я взял деньги и уехал.

…Я был должен двести тридцать за машину. Заплатил их (не мог позволить, чтобы у меня на шее висела еще и клятая страховая компания) и вернулся домой. Мона сидела там и ждала моего возвращения. Я собрал вещи и загрузил весь наш багаж в машину. Багажа получилось много, потому что я решил взять еще и вещи Джойс. Они были без монограмм и довольно хорошие, и я подумал, что было бы странно их оставлять.

Обычно мои дела весьма неплохо шли в Омахе. То есть так же хорошо, как и в других местах. Туда-то я и направился. Когда стемнело, мы были уже там. Остановились перекусить в дешевой забегаловке. Официантка принесла мне газету. Я заглянул в нее — и мы тут же из Омахи уехали.