Майкл Коннелли - И ангелов полет

Идущее на север шоссе Голден-Стейт казалось почти пустынным, дождь и поздний час согнали с него всех, кроме тех, у кого не было иного выбора, как остаться на дороге. Такого выбора не имели, в частности, водители грузовиков, спешащие доставить на север, в Сан-Франциско, скоропортящиеся продукты или возвращающиеся на юг за новым грузом. Миновав самый сложный участок шоссе, пролегающий по склонам подступающих к Лос-Анджелесу гор, Босх прибавил скорости и быстро наверстал упущенное время. Справа, на востоке, пурпурный полог неба то и дело прорезали яркие стрелы молний. Вглядываясь в расступавшуюся от света фар темноту, Босх думал о своем бывшем напарнике, вспоминал старые дела и ирландские анекдоты, рассказывать которые так любил Фрэнки. Но как он ни старался, чувство вины не ослабевало.

Выезжая, Босх прихватил с собой кассету с записями любимых мелодий. Вставил ее в магнитофон, промотал пленку вперед и нашел то, что хотел. Это была «Колыбельная» Фрэнка Моргана. Медленная, чарующе прекрасная и берущая за душу музыка звучала для Босха прощанием с другом и апологией Фрэнки Шихану. Прощанием с Элеонор. Дождь и торжественно-печальная музыка подходили друг другу.

К дому, в котором жили Маргарет Шихан и ее дочери, Босх подъехал около двух. Свет горел не только под козырьком над входной дверью, но и в окнах одной из комнат первого этажа. Наверное, Маргарет все еще ждала звонка. Босх остановился перед дверью, припоминая, сколько раз выполнял эту тяжелую обязанность, потом поднял руку и постучал.

Маргарет открыла почти сразу же, но, похоже, не узнала его. С тех пор, как они виделись в последний раз, прошло много лет.

— Марджи, это...

— Гарри? Гарри Босх? Но мы же только что...

Она замолчала, поняв, что он приехал не просто так. Жены всегда понимают это, а может быть, чувствуют.

— О, Гарри, нет. Нет!

Она качнула головой, всплеснула руками и застыла с открытым ртом, напоминая знаменитую картину с кричащим на мосту человеком.

Она выдержала. Босх рассказал обо всем, что произошло, а потом Марджи сварила кофе, чтобы он не уснул на обратном пути. Кто еще, кроме жены полицейского, мог подумать об этом?

— Он ведь звонил тебе вечером, — сказал Босх, сидя на табурете у кухонной стойки.

— Да, я тебе говорила.

— Каким он тебе показался? О чем рассказывал?

— У него было очень плохое настроение. Я это сразу поняла. Он рассказал о том, как с ним поступили. Как его предали. Свои же. Он был очень удручен.

Босх кивнул.

— Фрэнсис отдал департаменту всю свою жизнь, а они... они просто бросили его тем, кому хочется крови.

Босх снова кивнул.

— Он говорил что-нибудь...

— О самоубийстве? Нет, ничего такого. Знаешь, когда-то, уже давно, я даже читала специальное исследование по проблеме суицида среди полицейских. Тогда Элайас обвинил его в необоснованном применении оружия. Ты должен помнить тот случай. Фрэнки впал в жуткую депрессию, и я по-настоящему испугалась. И начала читать. Так вот, оказывается, когда люди говорят, что собираются покончить с собой, они на самом деле просят о помощи, хотят, чтобы их остановили.

— Да.

— Наверное, он не хотел, чтобы его остановили, — продолжала Марджи. — По крайней мере ничего мне не сказал.

Она налила Босху кофе из стеклянного кофейника, потом открыла шкафчик и сняла с полки серебристый термос.

— Возьмешь с собой. Не хочу, чтобы ты уснул за рулем. Не хочу...

Он поднялся, шагнул к ней, обнял.

— Этот последний год... — глотая слезы, прошептала Марджи, — все пошло не так.

— Знаю, он мне рассказывал.

Она отстранилась, налила кофе в термос, завернула крышку.

— Мне надо спросить тебя еще кое о чем, — сказал Босх. — Его табельное оружие забрали на экспертизу. Он воспользовался другим. Знаешь что-нибудь об этом?

— Нет. У Фрэнки было только табельное оружие. Ничего другого я у него никогда не видела. У нас же две девочки. Когда Фрэнки приходил домой, то всегда убирал его в потайной сейф. И ключ постоянно держал при себе.

Босх задумался. Конечно, Шихан мог хранить револьвер не в доме, а в каком-то тайнике возле дома, там, где его не смогли найти даже фэбээровцы. Например, в саду, под деревом. Если он принес «беретту» уже после отъезда жены и дочерей, то Марджи вполне могла ничего не знать.

— Хорошо, — сказал он, ставя точку.

— А почему ты спрашиваешь, Гарри? Тебя в чем-то обвиняют? У тебя неприятности?

Босх немного помолчал, потом покачал головой:

— Нет, Марджи, у меня все в порядке. Обо мне не беспокойся.