Майкл Коннелли - Черное эхо

— Обо всем. Мой отец был военным. Я никогда не жила на одном месте больше двух лет. Так что мои воспоминания не связаны с какими-то определенными местами. Они связаны с людьми.

— Вы были дружны с вашим братом? — спросил Босх.

— Да, учитывая, что отца подолгу не бывало дома. А брат всегда был рядом. Пока не завербовался в армию и не ушел навсегда.

На столе перед ними появились салаты, они потихоньку ели и потихоньку болтали о том о сем, а затем, в промежутке между салатом и основным блюдом, Уиш рассказала историю своего брата.

— Каждую неделю он писал мне оттуда и каждую неделю сообщал, что боится и хочет домой, — сказала она. — Он говорил мне то, чего не мог сказать отцу или матери. Майкл вообще был такой. Ему не следовало уезжать на войну. Он пошел из-за отца. Не мог его подвести. Ему недоставало храбрости, чтобы сказать отцу «нет», но хватило, чтобы отправиться туда. Это просто абсурд. Вы когда-нибудь слышали о такой глупости?

Босх не ответил, потому что знал подобные истории, включая свою собственную. И похоже, на этом ее рассказ завершился. Либо она не знала, что произошло с ее братом там, во Вьетнаме, либо не хотела вдаваться в подробности.

Помолчав, она спросила:

— А почему вы пошли?

Он ждал этого вопроса, но за всю свою жизнь так и не сумел правдиво на него ответить даже самому себе.

— Не знаю. Не было выбора, вероятно. Так случилось. Институциональный образ жизни, как вы недавно сказали. Я не собирался в колледж. Никогда всерьез не думал о Канаде. Думаю, было бы тяжелее уехать туда, чем призваться и поехать во Вьетнам. Затем, в 68-м, я как бы выиграл в призывную лотерею. Обстоятельства так складывались, что я понял: все равно придется туда отправиться. Так что я решил, что перехитрю их и завербуюсь сам, пусть это будет мой собственный выбор.

— И?..

Босх засмеялся — таким же фальшивым смешком, который раньше слышал от нее.

— Я вступил в армию, прошел базовую подготовку и всю прочую муру, и, когда пришло время выбирать, выбрал пехоту. До сих пор так и не пойму почему. Тебя забирают в таком возрасте, понимаете? Ты чувствуешь себя неодолимым. Когда уже оказался там, на месте, то вызвался добровольцем в туннельный отряд. Вроде как в том письме, которое Медоуз написал Скейлзу. Хочется испытать себя, понять, на что ты способен. Ты делаешь такие вещи, которых потом не можешь себе объяснить. Вы понимаете, о чем я?

— Думаю, да, — ответила она. — А что вы скажете насчет Медоуза? У него была возможность уехать, но он ничего подобного не сделал, вплоть до самого конца. Почему человек хочет остаться, коль скоро никто от него этого не требует.

— Таких, как он, было много, — сказал Босх. — Я так думаю, это не было ни обычным, ни необычным. Некоторым просто не хотелось уезжать оттуда. Медоуз был одним из них. Это решение могло быть также связано с бизнесом.

— Вы имеете в виду наркотики?

— Ну, я ведь знаю, он употреблял героин, пока был там. Мы с вами также знаем, что уже потом, когда вернулся, он и сам употреблял, и приторговывал. Так что, вполне возможно, там он оказался втянут в наркотрафик и не хотел оставлять доходное место. Масса признаков указывает на это. Он получил назначение в Сайгон после того, как его перевели из туннелей. В этом отношении Сайгон был бы для него самым подходящим местом, особенно с посольским допуском, который он имел как человек, состоящий на службе в военной полиции. Сайгон был городом греха. Шлюхи, гашиш, героин — там по части всего этого был свободный рынок. Многие люди кидались во все это очертя голову. С помощью героина он должен был сколотить себе кругленькую сумму, особенно если нашел способ переправлять какое-то количество зелья сюда.

Она гоняла вилкой по тарелке несколько кусочков красного люциана, которые не собиралась есть.

— Это несправедливо, — проговорила она. — Он не хотел возвращаться. А были ребята, которые очень хотели домой, но им это так и не удалось.

— В тамошних делах вообще не было ничего справедливого.

Босх повернулся и стал смотреть в окно, на океан. Там, на волнах прибоя, скакали четверо серфингистов в мокрых блестящих костюмах.

— А после войны вы пошли в копы.

— Ну, я поболтался некоторое время, а потом пошел на службу в полицейский департамент. Похоже, большинство демобилизовавшихся, кого я знал, шли либо в полицейские, либо — точь-в-точь как сказал сегодня Скейлз — прямиком в исправительные учреждения.

— Я не понимаю, Гарри. Вы производите впечатление отшельника, волка-одиночки — человека не из тех, кто готов исполнять приказы людей, которых не уважает. Скорее, частного сыщика.