Михей Натан - Боги Абердина

Паб тускло освещался настенными лампами с оранжевыми стеклянными абажурами. Под ними горели маленькие, мигающие лампочки, которые, как предполагается, должны напоминать языки пламени. «Средневековый китч», — так называл это Артур. Посетители тоже казались небрежно высеченными, лица — каменными, черты — грубыми. На них падали тени и высвечивали то скулы, то лбы. Разговаривали все тихо, ровный гул голосов прерывался звоном стаканов и взрывами смеха.

После трех кружек темы для разговоров закончились. Мы уже обсудили университет, карьерные планы и проект доктора Кейда. Хауи сообщил, что только-только закончил последнюю карту — византийские торговые пути тринадцатого века. Карта предназначалась для первого из трех томов. Apт заявил, что завершил план главы о вторжении германцев в Западную Европу. Благодаря пиву, у меня сильно гудело в голове, однако мне удавалось еще как-то контролировать и держать себя в руках. Но ступал я по тонкому льду, временами впадая в полубессознательное состояние. Иногда я вдруг осознавал, что сижу там и смотрю в никуда. Тогда, словно заснувший за рулем водитель, я резко вскидывал голову, чувствуя прилив адреналина. Пиво притупило и мои опасения насчет Эллен. Казалось, что отношения у Арта и Хауи прекрасны. На самом деле, я никогда раньше не видел их настолько расслабленными при общении друг с другом.

Хауи навалился на стол и катал двадцатипятицентовую монету по тыльной стороне пальцев левой руки. Он безразлично наблюдал за ней полуприкрытыми глазами, пальцы дергались, словно хвост у спящей кошки. Несмотря на опьянение Хауи, монета перепрыгивала с костяшки на костяшку без остановок. Она скакала с мизинца на безымянный палец, потом, внезапно — на большой, затем возвращалась на указательный, — и все начиналось сначала. Я смотрел, очарованный происходящим, но, скорее, пребывал в коматозном состоянии. В центре стола стояла тарелка с куриными косточками, окрашенными в красный цвет остатками горячего острого соуса.

— Смотришь за монеткой? — спросил Хауи.

Когда я кивнул, он перебросил четвертак на большой палец и потер указательным.

Хауи протянул мне руку с растопыренными пальцами, показал мне ее с одной и с другой стороны. Монетка исчезла.

— Посмотри в свою кружку, — предложил он.

На дне лежала монетка.

— Я не думал, что ты допьешь до конца, — сказал художник.

Я посмотрел на порез у него на лбу и увидел, что он зажил.

Осталась тонкая линия, словно часть морщины.

«Сколько я выпил? — подумалось мне. — Три кружки. Потом еще что-то вместе с Хауи. Виски? Бренди? Или, все-таки, виски?»

— У Хауи много талантов.

Арт достал трубку с горгульей, круглая голова которой была отполирована так, что блестела, положил на стол пакет с табаком, и взял оттуда немного содержимого.

— Хауи, почему бы тебе не сыграть для нас что-нибудь? — попросил Артур.

— Ты знаешь, что я ненавижу это пианино. Оно расстроено.

— О-о, прекрати. Эрик никогда не видел, как ты стучишь по клавишам.

— И не увидит теперь. — Хауи осмотрел ноготь большого пальца. — Я не играю на старье.

Я огляделся и нашел пианино, пыльное и коричневое. Лак облез с него, кое-где виднелись царапины. Пианино, на котором стояла пепельница, скрывалось в углу.

— Там дека вся покорежена, — Хауи вылил себе остатки из графина и продолжал говорить, будто Арт задал ему вопрос. — Оно стоит тут понта ради, а не для игры.

Арт пожал плечами и зажег спичку.

— Вероятно, ты прав. — Он два раза затянулся, затем откинулся на спинку сиденья, держа трубку в руке. — На нем может играть только Пит, потому что знает все его особенности. — Арт посмотрел на меня. — Иногда Пит исполняет пару песенок — так, ничего особенного. Мелодии из старых фильмов, что-то вроде того.

— И звучат они дерьмово, — заявил Хауи, хрустя костяшками.

Он осушил стакан одним глотком, затем вытер рот рукавом, обернулся на пианино, а потом посмотрел на свои руки. Они слегка дрожали.

— Однако здесь достаточно сухо, — сказал он. — Не исключено, резонатор будет работать лучше, чем в прошлый раз. Может, Пит потратил немного денег на настройку.

Он снова посмотрел на пианино.

Хауи встал, его слегка зашатало, он схватился за перегородку. Затем художник распрямился и пошел вперед, словно опытный стрелок, отправляющийся на дуэль.

— Хауи целый семестр учился в Джиллиарде, — сообщил Арт.

— В Нью-Йорке?

Артур кивнул и затянулся трубкой. Горгулья ухмылялась, дым выходил из ее макушки.