Лайонел Уайт - Большой куш

Ей семнадцать, думал он, а что интересного она в своей жизни видела? Да ничего.

Майк вздохнул и отхлебнул из чашки. Все, с завтрашнего дня жизнь пойдет по-другому. Еще не все потеряно.

Они уедут из этого вонючего района куда-нибудь на Лонг-Айленд, купят небольшой дом с двориком в уютном пригороде. Пэтти сможет ходить в приличную школу, у нее будут новые платья и деньги на карманные расходы. Девочка будет встречаться с нормальными парнями из приличных семей. Все дело в деньгах, и скоро их у него будет много.

Конечно, девочка уже затевала разговор о том, что бросит школу и пойдет работать. Но когда у него будут деньги, он ей втолкует, что это глупости. Пусть ему даже придется раскошелиться на спортивный автомобиль для нее и регулярно выдавать ей деньги на карманные расходы, но лишь бы она забыла про эту дурь.

С деньгами она сможет найти себе подходящего парня и станет такой, какой должна быть девушка из хорошей семьи, и за нее не надо будет волноваться.

Им всем будет легче. Ему не придется больше по два раза на дню мотаться на поезде. Он даже на скачках больше играть не будет. Зачем, черт побери, ему играть — при таких-то деньгах.

Майк встал, взял со спинки стула пиджак. Сейчас предстоящий налет представлялся ему уже в другом свете — как священная миссия.

Ему никогда не приходило в голову, что не играй он на скачках, то давно бы скопил деньги, чтобы переехать в район получше. Он и не подозревал, что даже при столь благополучном раскладе его маленькая хорошенькая дочка с озорными глазками выросла бы точно такой же, — не важно, в какую школу она бы ходила и с какими парнями встречалась.

Усталый, со слипающимися от бессонной ночи глазами, он обнял Мэри и похлопал ее по плечу.

— Ладно, не унывай, мать. Сейчас пока рассказать ничего не могу, но скоро все будет по-другому. Совсем по-другому, и очень скоро.

Она посмотрела на него, и ее лицо приняло то давнее выражение доброты и преданности, знакомое ему с самого начала их совместной жизни.

— Думаешь, сегодня тебе повезет на скачках, Майк? — спросила она, улыбнувшись.

— Дело не в лошадях, — ответил Майк. — Тут совсем другая история: наша жизнь скоро изменится. Только не вешай нос и наберись терпения. Скоро все изменится к лучшему.

Он наклонился к ней и коснулся губами ее щеки.

— К ужину не жди. Вернусь поздно. У меня важная встреча, буду около двенадцати. Ложись спать и не волнуйся.

Захлопнув за собой дверь, Майк вышел из дома. Он снова подумал о дочке и приободрился. По сути своей Пэтти хорошая девочка, а это все — наносное. Она ведь все-таки его кровь и плоть. Просто ей нужны условия.

Часы над хозяйственным магазином показывали десять тридцать. Что ж, через шесть часов случится нечто такое, что создаст условия Пэтти и решит все проблемы Майка. Он спокойно улыбнулся, и, несмотря на бессонную ночь и вполне объяснимую нервозность, ему полегчало. Возбужденное состояние не прошло — наоборот, он чувствовал его все сильнее, но на душе у Майка было легко.

Он знал, что́ ему предстоит сделать, и был готов к этому. Он был спокоен. Мандражит его теперь или нет — придет время, и он сделает все, что от него требуется.

Впервые за много лет — он и припомнить не мог сколько — Майк не остановился у газетного киоска на углу и не купил программу скачек.

Выйдя из метро у Пенсильванского вокзала, он не стал спускаться к перрону, откуда отходили поезда на Лонг-Айленд, а вместо этого направился в главный вестибюль. Там, в точности как и сказал Джонни, он обнаружил ряд стальных шкафчиков.

Он нашел ячейку под номером 809. Осторожно огляделся — вокруг сновали незнакомые люди.

Майк достал ключ, вставил его в замочную скважину и повернул. Дверца открылась.

В шкафчике лежала коробка из-под цветов, длиной три фута, шириной двенадцать дюймов и восемь дюймов высотой. Она была красиво завернута и перевязана широкой красной лентой. Насторожить могло только одно: необычная тяжесть цветочной коробки — она весила около двадцати пяти фунтов.

По пути к поезду Майк встретил нескольких знакомых. Среди них были служащие ипподрома и завсегдатаи скачек. Кому-то он просто кивнул, с кем-то поздоровался. Он старался вести себя непринужденно.

В поезде до Лонг-Айленда он нашел местечко у окна в конце второго вагона и отрешенно уткнулся в стекло. Тысячу раз, даже несколько тысяч раз он проделывал этот путь и всякий раз проклинал опостылевшую дорогу. Но сегодня его ничто не раздражало. Как ни странно, несмотря на нетерпеливое волнение, он даже поймал себя на мысли, что каждый миг созерцания происходящего вокруг доставляет ему удовольствие.