Наиль Измайлов - Убыр

Лучше в тырнет сбегаю.

Я включил компьютер, поставил чайник, вернулся к компу и ругнулся. Монитор предлагал ввести пароль.

Опять запаролили.

С родителями такое случалось – как правило, когда у меня падали оценки или мама с папой с какого-то перепугу в очередной раз решали, что я слишком много времени провожу за компом, или мало читаю, или пропускаю тренировки и даже занятия по гитаре. Без последней заботы я бы влегкую обошелся – музыка абсолютно мое дело, в которое я попросил бы никого не соваться, даже родителей. Я бы и без всего остального обошелся, я взрослый человек, мне четырнадцать лет, в мои годы… ну и так далее. Но родители почему-то не верили и придумывали все новые и новые пароли. Потом ситуация успокаивалась – до следующей вожжи.

Я вздохнул, нагнулся над клавиатурой и, не садясь, попробовал все пароли, которые помнил, – к счастью, число попыток было неограниченным. Да иначе папаня сам попал бы, с его-то привычкой всякий раз придумывать пароль из новой области знаний и никогда ничего не записывать.

Пока попадал я. Через полтора часа надо было выходить за Дилькой – и время бессмысленно уползало сквозь пальцы.

Я вбил последний неправильный вариант, зарычал и набрал маму.

Длинные гудки.

И еще что-то.

Я отнял трубку от уха, нахмурился и прислушался.

В спальне заливался кусок какой-то симфонии, поставленный мамой в качестве звонка.

Ну молодца. Телефон забыла, как раз когда он особенно нужен.

Ладно.

Я набрал папу.

Длинные гудки.

И еще что-то.

Я почти со смехом нажал сигнал отбоя – и вылетавший из спальни треск старомодного телефонного аппарата заткнулся. Папа тоже телефон оставил.

Ну дают, красавцы.

Я немножко подумал и зашарил в записной книжке. Папе на работу звонить было без толку – он вечно на объектах. Искать маму в офисе вообще не следовало, мама просила делать это в крайнем случае – у них там мини-АТС, корпоративные правила и прочий дресс-код при идиоте-начальнике. Будем считать мой случай крайним: нефиг было запароливать. Пусть хотя бы причину объяснят – если придумают, конечно.

С одной стороны, повезло: я попал сразу на мамин отдел, на тетю Лену, а она нормальная тетка. С другой стороны, какое это везение: маму начальник – надо понимать, идиот – отправил на выезд по нескольким адресам, так что она если и вернется, то не скоро.

Тетя Лена, кажется, хотела еще о чем-то спросить, но мне было не до светских бесед. Время поджимало. И почему-то стало очень тревожно.

Я постоял, тупо гоняя туда-сюда список вызовов, и зачем-то снова щелкнул по папиному номеру. Как будто у него было два телефона с одной симкой и он мог сейчас отозваться из какого-то другого места. Ну или как будто он сидел тихо в спальне, а я проверял, надолго ли хватит его терпения.

Сидел в болотном плаще и что-нибудь ел.

Я вздрогнул и обнаружил, что треск телефона стал громче не из-за моего воображения или там по техническим причинам, а потому, что я стоял, уткнувшись лбом в дверь спальни, – и слушал. Слышал звон и пытался услышать что-то, кроме треска.

Ну и кроме бомканья сердца, конечно.

Если бы мне это удалось, я бы, наверное, от бомканья избавился. Было у меня ощущение, что мое небольшое сердце звуков притаившегося папки не выдержит и, например, лопнет.

Ничего я не услышал.

И тихонько надавил на дверь лбом.

Дверь открылась.

Внутри было темно и тихо.

Я посмотрел на экранчик телефона – все правильно, отбой после скольких-то там гудков, – сунул трубку в карман и, поколебавшись, сделал шаг вперед.

У нас был договор с родителями: в их комнату не соваться. Дилька иногда нарушала – так что с нее возьмешь, по утрам все мелкие к родителям бредут с целью вбуриться в теплое место между ними. А мне-то там что делать. Я бы и без договора не совался. И с особенно большим удовольствием – сейчас.

Темно было от штор. Но открытая форточка рядом с балконной дверью штору оттопыривала, позволяя немножко подсвечивать комнату. И из-за моей спины свет попадал. И опять пахло костром. Мусор жгут, что ли, рассеянно подумал я, пытаясь оглядеться. Свет включать не хотелось. День еще, и вообще.

Глаза приноровились быстро: вот кровать, вот трюмо, зеркала тускло сияют, с другой стороны шкаф, рядом тумбочка, на тумбочке мама, под ней папа.

Я ёкнул горлом и откинулся назад. Дверь захлопнулась, стало темнее. Но я уже присмотрелся – и видел все.

Мама сидела на тумбочке спиной к стене, неловко задрав лицо вверх и приоткрыв рот. Папа лежал на полу между кроватью и шкафом ничком – это когда на животе – и головой к двери. Еще шаг – и я бы наступил. Оба одеты по-уличному, в пальто, а у мамы еще и сапоги поблескивали.