Франк Тилье - Переломы

— Скажи мне, что мы скоро увидимся…

Она опускает ресницы, потом снова обращает к нему огромные голубые глаза:

— Очень скоро. Твое предложение поработать на ассоциацию и пожить у тебя остается в силе?

— Конечно.

— Тогда я вернусь.

Она трогается с места и долго смотрит в зеркало заднего вида.

Ей так хочется снова оказаться в его объятиях.

Бре-Дюн… Алиса снова в городке, из которого уехала совсем недавно. С помощью карты она сразу же находит нужную улицу. На тротуаре стоит синяя машина Люка Грэхема. Дом зарос сорняками, деревья плохо подстрижены, а деревянные ставни серьезно пострадали от просоленного ветра.

На втором этаже горит неяркий свет. Семь вечера, в октябре в такое время уже темно.

Алиса выходит из машины, опускает воротник куртки. В руке у нее — дневник сестры. Она идет по аллее, чувствуя, что моральные силы уже на исходе. Ей кажется, ее тело весит несколько тонн, но сегодня вечером борьба должна закончиться. Она пойдет до конца, даже если это нанесет ей новые раны, даже если Люк Грэхем расскажет что-то невообразимое. Она хочет знать, что представляла собой ее жизнь, почему и каким образом отцу удалось превратить ее в призрак, слоняющийся среди живых.

Ей надо знать, должна ли она проклинать Клода Дехане.

Алиса звонит в дверь. Она уже представляет себе, как психиатр стоит перед ней с выражением упрека в серо-голубых глазах. Она ждет, но никто не отвечает. Она отходит, бросает взгляд на второй этаж.

— Доктор?

Никакого движения в ответ, но свет в окнах свидетельствует о том, что в доме кто-то есть. Она снова подходит к двери, звонит, с силой стучит в старое дерево. И вдруг дверь со скрипом открывается сама собой. Девушка робко просовывает голову в образовавшуюся щель, вновь зовет, и вновь никто не отзывается.

Любопытство и недоумение заставляют ее войти. Она идет мелкими шажками, ей не по себе. Все вокруг выглядит таким застывшим, таким холодным…

Никого. Она уже готова выйти из дома, но вдруг замечает на вешалке знакомый серый плащ.

— Доктор? Вы тут? Это Алиса. Алиса Дехане.

Теперь она идет к прихожей, ей вдруг почудилось там какое-то движение. Ускоряя шаг, она поднимается на второй этаж.

Тонкий луч света пробивается из-под закрытой двери. Алиса зачем-то стучит, хотя понимает, что не дождется ответа.

Она решается войти.

Внезапно чья-то рука хватает ее за щиколотку. На полу лежит умирающий Люк Грэхем.

— Алиса…

Девушка наклоняется:

— Доктор!

Грэхем из последних сил тянет ее к себе. Он пытается что-то прошептать. Хватает ее за руку и окровавленным пальцем выводит на ладони алую букву «X».

— Сарай… Вы должны… туда…

Глаза закатываются, пальцы разжимаются. Он испускает дух. Алиса пытается приподнять его и видит, что он лежит в луже крови. На спине у него — глубокая рана.

Крик не успевает сорваться с ее губ.

При виде крови мгновенно происходит диссоциация сознания.

Алисы здесь больше нет.

Николя пятится назад и через секунду уже сидит, прижавшись к стене. Взгляд испуганно мечется по сторонам. Со скоростью ящерицы Николя заползает под кровать. Там он съеживается и начинает тихонько напевать с закрытыми глазами, сжимая и разжимая кулаки, словно разминает глину.

— Чтобы орехи домой принести, домой принести, домой принести. Чтобы орехи домой принести… Надо орешник сперва потрясти, сперва потрясти…

Николя кое-как приходит в себя, он всегда поет песенки, когда ему страшно, когда папа может разозлиться. С песенкой легче все вытерпеть. Заигравшись с ворсом ковра, он не замечает, как возле двери появляются две ноги, обутые в защитные бахилы.

Ноги в бахилах становятся по обе стороны тела Люка Грэхема, рядом с ножом, который валяется рядом с психиатром.

— Ну что, Николя, пойдешь ко мне? — спрашивает приглушенный голос. — Я отвезу тебя обратно на ферму. Если мы тут задержимся, знаешь, что может случиться?

Николя нервно почесывает несуществующую корку на коленке. Он не хочет, чтобы папа заставлял его стоять с тяжелыми книгами в руках или запихнул его одетым в душ и ошпарил.

— Ты кто? — спрашивает он, не выходя из своего убежища.

Под кровать заглядывает голова в черном капюшоне. Николя слабо улыбается.

— Я уже видел твой капюшон рядом с папулей из окна своей комнаты, правда?

— Правильно.

Николя расслабляется. Он показывает пальцем на труп Грэхема:

— Почему с ним такое сделали? Это же хороший дядя.