Тана Френч - Ночь длиною в жизнь

— Слушай, давай я схожу наверх, за Холли, — предложил я. — Если мы оба останемся тут, я, пожалуй, продолжу быть злобной тварью, пока дело не дойдет до настоящей свары, — и я испорчу тебе настроение и испорчу свидание. Я уже сделал это на прошлой неделе; не хотелось бы становиться предсказуемым.

Оливия рассмеялась — удивленно и внезапно.

— Не удивляйся, я не безнадежный придурок, — напомнил я.

— Я знаю. И всегда знала.

Я скептически поднял бровь и начал сползать со стула, но Оливия остановила меня.

— Я сама схожу. Холли не захочет, чтобы ты входил, пока она в ванной.

— Что? Это с каких пор?

Легкая, чуть печальная улыбка тронула губы Оливии.

— Она растет, Фрэнк. Она даже меня в ванную не впускает, пока не оденется; пару недель назад я хотела что-то взять оттуда, открыла дверь — а Холли завизжала, как банши, и прочитала мне гневную лекцию по поводу уважения к частной жизни. Если сунешься к ней, она наверняка объявит тебе строгое предупреждение.

— Господи, — пробормотал я. Я помнил, как двухлетняя Холли голышом прыгала на меня прямо из ванны, разбрызгивала вокруг воду и хихикала как сумасшедшая, когда я щекотал ее нежные ребра. — Тогда беги наверх и веди ее скорее, пока она не отрастила волосы в подмышках или еще что.

Лив снова чуть не засмеялась. Раньше я смешил ее без передышки; теперь две улыбки за вечер — своего рода рекорд.

— Я быстро.

— Не торопись. Мне все равно больше нечем заняться.

— Кофеварка включена, если хочешь, — неохотно предложила она. — У тебя вид усталый.

Оливия закрыла за собой дверь, словно скомандовала мне не сходить с места — а то вдруг Мотти появится, а мне приспичит встретить его у парадной двери в одних трусах. Я отлепился от стула и приготовил двойной эспрессо. Лив таила в себе еще много интересного, важного и ироничного, но этому придется подождать, пока я не решу, что делать с Шаем, — и не сделаю.

Наверху шумела вода в душе, Холли щебетала, изредка прерываемая комментариями Оливии. Мне вдруг захотелось — до боли — взбежать наверх, обнять их обеих, повалиться всем вместе на нашу с Лив двуспальную кровать, как когда-то по воскресным вечерам, и валяться, тискать друг друга и хихикать, пока Мотти не дозвонится у двери до припадка и «ауди» не уедет в закат; а потом заказать горы еды с доставкой и не подниматься с места все выходные — и половину следующей недели. На мгновение я ошалел и чуть не бросился выполнять желание.

Холли не сразу завела разговор о последних событиях. За обедом она рассказывала про занятия в студии хип-хопа и при этом все демонстрировала и беспрерывно стрекотала задыхающимся голоском; потом говорила про домашнюю работу — и жаловалась меньше обычного; а потом свернулась на диване, плотно прижавшись ко мне, и мы стали смотреть «Ханну Монтану». Холли посасывала кончик косички, чего уже давно не делала, и я чувствовал, что она размышляет.

Я не торопил.

Она забралась под одеяло, я обнял ее — горячее молоко допито, сказка на ночь прочитана, — и тут Холли сказала:

— Папа…

— Что, солнышко?

— Ты собираешься жениться?

Что за черт?

— Нет, милая. Ни в коем случае. Я был женат на твоей маме — и мне достаточно. С чего ты взяла?

— А у тебя есть подруга?

Ма, это наверняка ма; что-нибудь насчет развода и повторного венчания в церкви.

— Не. Я же говорил тебе на прошлой неделе, помнишь?

Холли помолчала.

— А эта девушка, Рози… Ну, которая умерла? Которую ты знал до того, как я родилась.

— А что с ней?

— Она была твоей подругой?

— Ага. Мы еще не встретились с твоей мамой.

— Ты собирался на ней жениться?

— Да.

Холли удивленно моргнула, сдвинула четкие бровки и продолжала напряженно размышлять.

— А почему не поженились?

— Рози умерла, прежде чем до этого дошло.

— Но ты говорил, что даже не знал, что она умерла, только теперь узнал.

— Это верно. Я думал, она меня бросила.

— А почему ты не выяснил?

— Однажды Рози исчезла — оставила записку, где написала, что уезжает в Англию; я нашел записку и решил, что она меня бросила. А оказалось, я ошибся.

— Папа…

— Да?

— Ее кто-то убил?

Я только что выгладил белую пижаму Холли, усеянную розовыми цветочками, — дочурка любит свежевыглаженные вещи. Холли усадила Клару на торчащие вверх колени и в мягком золотом сиянии ночника выглядела акварельной иллюстрацией в старой детской книжке. Дочь меня пугала. Я бы руку дал отрезать, чтобы только узнать, что говорю все правильно или хотя бы не совершаю непоправимых ошибок.