– А-а-а-а!!!
Пронзительный крик переполошил дремавших за дверью спальни телохранителей и взорвал предутренний покой крепости, в неприступности которой никто не сомневался. На крик сбежалась вся многочисленная охрана, но Дон Марио запретил входить в спальню. Нельзя, чтобы кто-либо стал свидетелем его унижения – в его кровати лежала голова гиганта Рокко с цветком лотоса во рту.
В полдень, когда Ред Рекс в очередной раз отверг просьбу дать автограф, технический персонал студии прервал съемку и объявил забастовку. Ему весьма прозрачно намекнули, что стоит подписать фотографию, и запись немедленно возобновится.
Итак, взглянув в сотый раз за этот день на свою фотографию, Ред Рекс покорился злосчастной судьбе.
– Хорошо, кому я должен это адресовать?
– Пишите, я буду диктовать, – сказал выступивший вперед коренастый детина. – «Чиуну – мудрейшему, удивительнейшему, мягкосердечнейшему, нежночувствительнейшему человеку. С вечным уважением. Ред Рекс».
– Вы шутите?
– Или все это слово в слово будет на фотографии, или на твоей физиономии.
– Вы не могли бы продиктовать текст еще раз?
– Кхм… «Чиуну – мудрейшему, удивительнейшему…» Написал «удивительнейшему»? «…мягкосердечнейшему, нежночувствительнейшему человеку. С вечным уважением. Ред Рекс»
Ред Рекс расписался и театральным жестом вручил собственную фотографию с этим нелепым автографом дикарю, от которого к тому же и запах исходил скверный.
– Ага. О! – сказал тот. Надо еще добавить «скромнейший».
– Вы не говорили этого.
– Ну и что? Мы хотим, чтобы оно было.
– Скромнейший Ред Рекс или скромнейший Чиун?
– Чиун. Впиши это между «мягкосердечнейшим» и «нежночувствительнейшим».
Фотография с автографом и две тысячи четыреста пар темных носков были незамедлительно доставлены в дом, расположенный в том районе Куинса, где обычно селятся представителя среднего класса.
Когда Чиун увидел фотографию с продиктованной им когда-то надписью, о чем он успел уж забыть, из его старческих глаз выкатилась слезинка.
– Чем знаменитее, тем они добрее, – сказал Мастер Синанджу.
Позднее он поделился этим наблюдением с Римо, но тот не проявил никакого интереса. Он собирался к инспектору Уильяму Макгарку, чтобы выйти на что-нибудь конкретное, и даже не поинтересовался, откуда у него в спальне взялись 4800 черных носков.
Однако инспектора Уильяма Макгарка в полицейском управлении не оказалось. Он находился в это время на окраине Манхэтена, в старом здании на углу Двадцатой улицы и Второй авеню, где когда-то располагался тир городского полицейского управления. Теперь на первом этаже был магазин одежды, а вход с лестничной площадки на второй этаж закрывала массивная двойная стальная дверь с небольшой табличкой – «РЩ». За дверью находились старый гимнастический зал и тир.
Несмотря на наличие кондиционеров, помещение тира было пропитано пороховым дымом. Но кондиционеры и звукопоглощающее покрытие стен были не единственным новшеством в старом тире. Главное состоим в том, что теперь не существовало разграничительных линий для стрелков с мишенью на каждой полосе огня, а в конце тира была установлена одна-единственны мишень, и стреляли теперь не из револьверов, а из автоматов.
– Хорошо. Теперь еще раз. Я говорю «массированный огонь», имея при этом в виду не стрельбу веером от бедра и не прицельный огонь одиночными. Короткими очередями изрешетить чучело. Изрешетить! – крикнул Макгарк, показывая рукой на темную, в человеческий рост, мишень. – Теперь внимание! Не будем стрелять на счет «три!» или когда вам заблагорассудится. Открывайте огонь по щелчку вот этой штучки.
Макгарк показал детскую игрушку-щелкунчика в виде лягушонка, обойдя шеренгу стрелков, чтобы всем было видно. На нем были серые брюки и голубая рубашка. Лоб в испарине, но на лице довольная улыбка, казалось, говорившая: вот она – сила, способная оправдать свое предназначение.
– Итак, слушать! – крикнул Макгарк.
Три полицейских встали полукругом приготовились к стрельбе. Прошло три секунды, десять, двенадцать. Щелчка не было.
Макгарк по-прежнему стоял с щелкунчиком в руке, наблюдая за полицейскими. Тридцать секунд. Сорок пять. Один из полицейских вытер взмокший на спусковом крючке палец. Другой облизал губы и посмотрел на Макгарка. Минута. Минута и десять секунд. Третий стрелок опустил автомат.
Две минуты. Стволы всех трех автоматов были обращены к полу, а три пары глаз – на Макгарка, который, казалось, ничего не замечал.
Читать дальше