Уоррен Мерфи - Священный ужас

Миссия Небесного Блаженства на Лорки-стрит в Сан-Диего смотрелась как умытое лицо среди грязных задниц. Стекла окон были до блеска вымыты, стены свежевыбелены. А вокруг — покосившиеся ветхие фанерные домишки на деревянных каркасах, серые, ободранные, как голые трупы, ждущие погребения.

Пыльная трава росла на Лорки-стрит — жалкие остатки того, что было ухоженными лужайками, прежде чем этот район пал жертвой новой жилищной политики властей, которая заключалась в том, чтобы помогать приобретать дома людям, не имеющим ни наличных, ни возможности в будущем регулярно вносить установленную плату. «Покупатели» жили в доме год или меньше, не вкладывая в него ни копейки, а потом съезжали, оставив счета неоплаченными и обветшавшие дома пустыми.

Римо взглянул на улицу, залитую ярким полуденным солнцем, и вздохнул.

— Я уезжал во Вьетнам из этого города. Моя девушка жила на этой улице. Я помню ее. Когда-то здесь было красиво. Я воображал, что воюю за то, чтобы когда-нибудь купить себе дом на этой или на другой такой же улице. Я много чего воображал в те времена.

— Ты хочешь сказать, что какая-то девушка готова была встречаться с таким, каким ты был, когда я тебя нашел? — спросил Чиун.

— Я был довольно привлекательным на вид парнем.

— Привлекательным для кого?

— Для девушек, — сказал Римо.

— Ага, — отозвался Чиун.

— А что, почему ты спрашиваешь?

— Да мне просто было интересно знать, что американцы считают привлекательным. Я расскажу об этом в Синанджу, когда мы туда вернемся. А мы туда вернемся — это обещание императора, а обещания императора — святы.

— Ты мне никогда этого не говорил. Ты всегда говорил, что то, чего император не знает о тебе, всегда идет тебе на пользу.

— Кроме тех случаев, — сказал Чиун, — когда это — приказ. Смит приказал, чтобы мы ехали в Синанджу.

— Мы загрузимся в подлодку завтра утром. Я обещаю. Я просто хочу кое-что прояснить для себя. Прежде чем мы отправимся в Патну, я хочу выяснить, нельзя ли покончить с этим делом прямо тут, в Штатах.

— А если это займет долгие дни и недели? — спросил Чиун. — Я остался без багажа, без моего любимого ящика, который показывает волшебные картинки. Я тут, как нищий бродяга.

— Четырнадцать сундуков с твоими пожитками и телевизор уже погружены на подводную лодку.

— Да, но пока мы не окажемся на борту подводной лодки, у меня нет всех этих необходимых вещей, которые делают жизнь не столь непереносимой для усталого человека, изнывающего в тоске по родине. Сколько лет прошло!

— И с каких пор ты изнываешь?

— Это всегда очень утомительно — пытаться просветить непробиваемо невежественного человека. Тебе нечего гордиться своим триумфом.

Раздался кашляющий рев моторов, и группа негров в отливающих серебром куртках с нарисованными на них черепами влетела на мотоциклах на Лоркистрит и с угрожающим видом закружилась по мостовой вокруг Римо и Чиуна. Обычно такого простого маневра было достаточно, чтобы старик попытался сбежать, спасая свою шкуру, а тот, который помоложе, запутался в собственных ногах.

«Черные Черепа» ловко умели это делать. У них это называлось — «разделать белую вонючку», и не проходило недели, чтобы кому-то из мотоциклистов нс удалось «собрать косточки» — это означало заставить какого-нибудь белого сломать ногу или руку. Со стариками «сбор костей» обычно проходил успешнее, так как кости у них были более хрупкие, чем у молодых.

Последнее лето выдалось для «Черных Черепов» особенно урожайным на кости, чему способствовала новая доктрина полиции по поводу межобщинных отношений, согласно которой, вместо того чтобы арестовать мотоциклистов по обвинению в нанесении телесных повреждений, их приглашали на беседу о том, что такое белый расизм и каким образом полиции Сан-Диего следует с ним бороться. Ответ неизменно оставался один и тот же: «Отвалите, ребята!».

Итак, не тронутые полицией «Черные Черепа» собрали этим летом богатый урожай костей. Разумеется, не в итальянских кварталах — старомодное отношение этой публики к расовым проблемам привело «Черепов» к единодушному решению не связываться с макаронниками. Иногда «Черные Черепа» обращали свое внимание и на негров, но только в тех случаях, если день выдался неурожайным на белые косточки.

На этот раз замыкающий в шеренге мотоциклистов оглянулся назад, чтобы посмотреть, удалось ли ему «разделать» бородатого старика в странном желтом халате и белого хлыща в легких серых брюках и синей водолазке. Казалось, мотоциклисты не произвели на них ни малейшего впечатления, и тогда Вилли «Миляга» Джонсон и Мухаммед Креншоу велели своим товарищам развернуться и предпринять новый штурм.