Роберт Уилсон - Смерть в Лиссабоне

Над столами витал обычный грубый запах жадности, страсти; насыщенный папиросным дымом воздух был пропитан страхом. Лица, низко склонившиеся над столом, то бледнели до прозрачности от какого-нибудь подскока своенравного шарика, то разглаживались, как расслабляются черты лица пациента, услышавшего благоприятный диагноз. Фельзен встал за спинами игроков, чтобы свет падал лишь на его накрахмаленную манишку.

Какой-то американец делал максимальные ставки на первые попавшиеся номера, одновременно громко комментируя игру. Паузу он делал лишь затем, чтобы, мельком взглянув на шарик, радостно захлопать в ладоши при выигрыше и пожать плечами, когда проигрывал. Рядом с ним играл согбенный старик, с виду аристократ, возможно русский; свои фишки он крепко сжимал узловатой, жилистой рукой. Тут же был и англичанин, безупречный в жестком отложном воротничке, с пренебрежением глядящий на вращение рулетки. Прямо напротив Фельзена курила папиросы через длинный мундштук невзрачная португалка с розеткой ордена Почетного легиона; перчатки на ее руках доходили чуть ли не до самых подмышек. Игра ее не волновала, она угощала папиросами свою молодую соседку, курившую жадно, то и дело налегая грудью на край стола, как будто это могло каким-то образом повлиять на вращение колеса рулетки. Молодая женщина сделала одну минимальную ставку. Ее фишка лежала на цифре 5, выпадавшей уже дважды за последние десять минут. Колесо начало вращение, шарик из слоновой кости защелкал и запрыгал, над столом протянулась белая рука.

— Мадам! — строго произнес крупье, и рука мгновенно была убрана.

Выпало двадцать четыре. Счастливчик получил свой выигрыш. Голова молодой женщины поникла. Португалка похлопала соседку по плечу. Последовало очередное угощение папироской, женщина встала, повернулась и встретилась взглядом с Фельзеном. Она улыбнулась.

— Господин Фельзен, не так ли?

— Вы правы, сеньорита ван Леннеп, — сказал он, передавая ей стопку фишек. — Вы не поставите на «красное» за меня?

Безразличие ее как рукой сняло. Выпало «красное». Она обернулась.

Он разделил фишки и отдал ей половину.

— Это вам. Если хотите играть, играйте пятьдесят на пятьдесят, помните только, что…

Она отвернулась было к столу, но вдруг поняла, что выслушать до конца очень важно.

— Что «что»? — спросила она.

— Играйте не по необходимости, а только ради развлечения.

Португалка, которая, встав, оказалась не выше сидевшей за столом ее приятельницы, кивнула, соглашаясь с этим.

Лора ван Леннеп сунула фишки в сумочку, Фельзен взял ее под руку, они отправились в «Вундербар» и выпили виски. Потом они танцевали на ярко освещенной площадке, где Фельзен чуть не сшиб одного из спутников мадам Бранеску, таскавшего ее взад-вперед по паркету с такой натугой, словно она была чугунная. Они раскланялись, после чего Фельзен и его дама уселись за один из передних столиков и заказали виски.

— Вы так и не сказали, что привело вас в Лиссабон, господин Фельзен.

— А куда делся ваш приятель? Эдвард Бертон, если не ошибаюсь?

— Ему пришлось уехать на север. Он наполовину англичанин, наполовину португалец родом из-под Порту. Союзники, знаете ли, широко используют таких, как он, в торговле. Полукровки знают здешний народ. Он говорил мне, что у него какая-то ответственная работа, но, по-моему, он человек недалекий.

— Зачем же вам было просить его о помощи?

— Он молод, с приятной внешностью и имеет связи…

— Но на даму в американском консульстве это не подействовало.

— Он пытался. Она любит молодых и красивых…

— Но при этом и с деньгами.

Она кивнула с унылым видом и оглянулась на игровые залы.

Смолкнувший оркестр освободил мадам Бранеску от необходимости танцевать, и она прошла мимо Фельзена, стрельнув на него взглядом.

— Кто это? — спросила Лора ван Леннеп.

— Мадам Бранеску, — отвечал Фельзен. — Главная по визам в американском консульстве.

На лице женщины появилось выражение, отчасти сходное с любовным экстазом.

Спустя час Фельзен уже вынимал жемчужную булавку, отстегивая воротничок рубашки. Вынув из манжет золотые с монограммой запонки, он положил их на туалетный столик рядом с письмом на фирменной бумаге отеля «Парковый», предназначенным мадам Бранеску. Затем расстегнул пуговицу на рубашке.

— Дай я, — сказала девушка.

Ее взятое напрокат вечернее платье лежало на кресле. Она привстала на кровати в черной комбинации и таких же чулках. Он приблизился к ней, чувствуя первый прилив адреналина, дрожь возбуждения, шевельнувшую широкие черные брюки. Она расстегнула ему рубашку, спустила с плеч подтяжки. Он притянул ее к себе, чувствуя, как напряглось ее тело. Она расстегнула на нем брюки, и те упали на пол. Ее голова чуть подрагивала, когда она снимала с него трусы. Стянув их, она пунцово покраснела.