Они вошли в бар. Женщина и ее спутники только усаживались, но официант уже стоял возле их столика. Несмотря на роскошную одежду, прическу и макияж, привлекательностью женщина не отличалась. Фельзен представил, какова она была раньше. Незаметная, серая мышь, некрасивая коротышка в приемной преуспевающего адвоката. Никто ее не замечает, она же, как портье, видит всё и всё наматывает на ус, учится. И вот вам пожалуйста: теперь эта маленькая женщина дарует надежду или повергает в отчаяние тысячи людей, ютящихся в лиссабонских пансионах.
Извинившись перед Позером, Фельзен подошел к ее столику. Спутники женщины сверлили его взглядами. Обратившись к ней на безупречном английском, он спросил, не желает ли она потанцевать. Она вгляделась в его лицо, пытаясь понять, знакомо ли ей оно, затем окинула опытным взглядом оценщика его одежду и обувь.
— Как я слышал, мадам Бранеску превосходно танцует. Я и сам танцую неплохо. По-моему, мы могли бы показать класс.
Она хотела было обдать его холодом, но он и сам умел это не хуже. Улыбнувшись, она подала ему руку.
— Вы ведь не англичанин, верно? — сказала она, выходя с ним на середину зала, сопровождаемая пристальными взглядами окружающих. — И вы хромаете.
— Я вас не разочарую.
— Вы швейцарец, а может быть, австрияк? Выговор как будто похож.
— Я немец.
— Не люблю немцев, — сказала она, моментально переходя на его родной язык.
— Но мы же еще не дошли до Бухареста.
— Если немцы только и делают, что «доходят», захватывая по очереди то одну страну, то другую, то они самые большие «доходяги» нашего времени.
— По этой-то причине и вы находитесь здесь?
— По той причине, что немцы если не убийцы, то хамы. Что и привело меня сюда.
— Не знаю уж, с какими немцами вы водили знакомство.
— С австрийскими. Я долго жила в Вене.
— Но вы ведь румынка, не так ли?
— Да, румынка.
— Позвольте мне продемонстрировать вам нехамскую сторону нашей натуры.
Она посмотрела с некоторым сомнением на этого швабского крестьянина, но он тут же увлек ее в свинг, после которого она едва отдышалась, запыхавшаяся и изумленная. В свинг Фельзен пустился с ней не без колебания, так как не был уверен в ловкости мадам Бранеску, но оказалось, эта баба умела вертеть задницей. Они протанцевали три танца и закончили под жидкие хлопки.
— Не думаю, что Гитлер одобряет свинг, — сказала мадам Бранеску.
— Он боится, что свинг может повредить нашему «гусиному шагу».
— Вам лучше поостеречься от подобных заявлений, — сказала она. — Иначе и вас могут забрать прямо на улице. Не знали, что ПВДЕ прошла выучку в гестапо?
— ПВДЕ?
— Policia de Vigilãncia е de Defesa do Estado — салазаровская служба безопасности, — пояснила она. — Их тюрьмы не очень-то приятны.
— Не думаю, что есть что-то, чего немец не знает о тюрьмах.
Извинившись, она скрылась в туалетной комнате. Фельзен проводил взглядом ее удалявшуюся, все еще вихляющую, как в свинге, фигуру. Подошел Позер.
— Вы удивили меня, Фельзен, — шепнул ему на ухо Позер.
— Одна американка научила этому меня перед войной.
— Я говорю о вашем вкусе, о выборе партнерши.
— Это все мое крестьянское прошлое, Позер. Привычка гонять поросят по двору.
Улыбнувшись, Позер отошел от столика.
Мадам Бранеску вернулась заново подкрашенная. Прошла к своему месту. Ее спутники вскочили. Она знаком велела им сесть.
— Вы недавно в Лиссабоне, не так ли, герр?..
— Фельзен. Клаус Фельзен. Вы правы, я здесь новичок.
— По вашему разговору не скажешь, что вам нужна виза в Америку.
— Это потому, что она мне и не нужна.
Она прищурилась:
— Так, может быть, вы здесь по службе?
— Напротив. Я здесь для того, чтобы танцевать. Что, как я надеюсь, мы сможем проделать сейчас еще раз.
Он поклонился, и она позволила ему коснуться губами ее пухлой руки.
Позера он застал обнюхивающим коньячную рюмку.
— Вы уже, кажется, вполне сориентировались здесь, — сказал Позер и откинулся в кресле, наслаждаясь ароматом коньяка.
— Не думаю. Дело в том, что мы с вами по-разному смотрим на вещи. Я человек беспринципный и интересуюсь только теми людьми, которые могут принести пользу. Мы с мадам Бранеску — одного поля ягоды. Мы с ней нашли друг друга, вот и все.
— Но какую, скажите на милость, пользу вы можете принести друг другу?
— Увидите, увидите, — сказал Фельзен, отходя от него.
В казино прибавилось народу — публика была разношерстная: одни веселые, оживленные, в броских вечерних туалетах; другие робкие и пришибленные, в одежде с чужого плеча. Фельзен протолкался к кассе и тут же направился к рулеточному столу. Только дураки, считал он, играют в рулетку.
Читать дальше