Дин Кунц - Лицо в зеркале

Налитые кровью глаза Хокенберри заблестели жалостью к себе, морщины на его мясистом лице стали глубже.

— Я не всегда был таким дерьмом. Живот не отращивал, брился каждый день, одевался чисто и аккуратно. Следил за лужайкой. Что меня погубило, так это увольнение.

— Вроде бы ты говорил, что ты получил от Манхейма щедрое выходное пособие.

— Он просто откупился от меня, теперь я это понимаю. И потом, Манхейму не хватило духа уволить меня самому. Это сделал его гуру, от одного вида которого по коже бегут мурашки.

— Мин ду Лак.

— Он самый. Мин приглашает меня в розовый сад, наливает чай, я из вежливости его пью, хотя по вкусу моча мочой.

— Ты — джентльмен.

— Мы сидим за столиком среди роз, стол накрыт белой скатертью, чашки из тончайшего фарфора…

— Приятно слышать.

— …а он говорит о том, что я прежде всего должен привести в порядок мой душевный дом. Мне не просто скучно, я понимаю, что по нему давно плачет психушка, а после пятнадцати минут нашего разговора вдруг выясняется, что я уволен. Если б он сказал об этом с самого начала, мне бы не пришлось пить его воняющий мочой чай.

— Травмирующая ситуация, — изобразил сочувствие Корки.

— Какая еще травмирующая, прыщ ты на жопе, Или ты считаешь меня неженкой, который начинает рвать на себе волосы, потому что кто-то не так на него посмотрел? Меня не травмировали, на меня наложили заклятье.

— Наложили заклятье?

— Наложили заклятье, прокляли, дали черную метку, как хочешь, так и называй. Мин ду Лак может вызвать все силы Ада, вот он и погубил меня во время нашей беседы в розовом саду. С того момента все пошло наперекосяк.

— А мне кажется, он — обычный голливудский шарлатан.

— Говорю тебе, этот маленький говнюк — настоящий колдун, и он наложил на меня заклятье.

Корки достал пачку денег, отдернул руку, когда пострадавший от заклятья потянулся за ними.

— Один момент.

— Не вздумай со мной играть! — прорычал Хокенберри, надвинулся на Корки, лицо его стало еще более злобным.

— Деньги ты получишь, — заверил его Корки. — Я только хочу услышать, как ты раздобыл третий глаз.

Своих глаз у Хокенберри было два, как и у всех, но на шее, в виде медальона, висел третий глаз.

— Я уже дважды тебе об этом рассказывал.

— Просто хочется услышать еще раз. Ты так хорошо об этом рассказываешь. Мне это щекочет нервы.

Хокенберри представил себя хорошим рассказчиком, и, похоже, слова Корки ему польстили.

— Двадцать пять лет тому назад я начал работать охранником для рок-групп, обеспечивал безопасность концертов. Не то чтобы собирался этим заниматься и мне это нравилось. Музыка — не по моей части.

— Ты всегда был крепким парнем, — вставил Корки.

— Да, всегда был крепким и мог нагнать ужас на обезумевших фэнов, закинувшихся метом или обкурившихся травкой с пи-си-пи. Охранял «Роллинг стоунз», «Мегадет», «Металлику» [56], «Ван Хален» [57], Элиса Купера [58], Мита Лоуфа [59], «Пинк Флойд»…

— «Куин», «Кисс», — добавил Корки, — даже Майкла Джексона, когда он еще был Майклом Джексоном.

— …Майкла Джексона, когда он был Майклом Джексоном, если действительно был, — согласился Хокенберри. — Участвовал в том трехнедельном концерте… только не помню кого. Скорее всего, «Иглз» [60], а может, «Пичес энд Херб» [61].

— Или «Кейптен энд Теннилл» [62].

— Да, вполне возможно. Концерт давал кто-то из них. Толпы собирались огромные, обдолбанные фэны сходили с ума.

— Ты чувствовал, что они могут рвануться к сцене.

— Я чувствовал, что они могут броситься на сцену. Если какой-нибудь идиот-панк с опилками вместо мозгов решил бы, что никто не вправе помешать его личному общению с артистами, его примеру последовали бы сотни.

— И перед тобой стояла задача перехватить его.

— Перехватить, остановить в тот самый момент, когда он сделает первый шаг, а не то толпа смяла бы охрану.

— И этот панк с синими волосами…

— Кто рассказывает историю? — прорычал Хокенберри. — Я или ты?

— Ты, конечно. Это твоя история. Просто мне она нравится.

Чтобы выразить свое недовольство прерывающими рассказ репликами Корки, Хокенберри сплюнул на ковер.

— И когда этот панк с синими волосами напрягся, чтобы рвануть к сцене, залезть на нее, добраться до «Пичес энд Херб»…

— Или «Кейптена».

— Или «Теннилла». Поэтому я окликаю его, подхожу. А этот сучонок показывает мне палец, что дает мне полное право врезать ему, — Хокенберри поднял здоровенный кулак. — Вот я и познакомил его физиономию с Буллуинклом [63].