Джонатан Мэйберри: Фабрика драконов

В ответ он снова выставил удостоверение, но нарочито быстро спрятал, чтобы я не успел прочесть.

— Агент по особым делам Джон Эндрюс, — добавил он все же после паузы.

— Вот как мы все обставим, Эндрюс: я сейчас иду вон туда и кладу цветы на могилу своего самого давнего и дорогого друга — женщины, которая ужасно мучилась и умерла незаслуженной смертью. Какое-то время я планирую пробыть там; вы же, надеюсь, проявите достаточно воспитанности и такта, позволив нам с ней побыть наедине. Можете наблюдать, но так, чтобы я этого не видел. Если, когда я вернусь, вы все еще будете здесь, мы сможем снова обсудить тему «зачем» и я решу, идти ли мне с вами.

Чё он там? — не выдержал Лось.

Глыба сверлил меня взглядом.

Вот такая постановка задачи, Эндрюс, — вздохнул я. — Хотите вы того или нет.

Несмотря на инструкции и профессиональную крутизну, уверенность в нем, судя по всему, поколебалась. А это уже намек на то, что и сам агент считал свое задание несколько подозрительным и цели его толком не знал, так что скручивать меня силком оказался не готов. Как-никак, я федеральный служащий, связанный с национальной безопасностью, да еще и с воинским званием, поэтому, если что не так, ему и до служебного взыскания недалеко. Видно было, что Эндрюс напряженно размышляет.

— Десять минут, — бросил он наконец.

Я хотел было кивнуть и отправиться на могилу Хелен, но меня вывела из себя их откровенная демонстрация готовности к насилию.

— Да неужто? — ухмыльнулся я в ответ. — Когда десять минут пройдет, наберите воздуха и стойте не дыша.

Подмигнув ему напоследок, я ткнул указательным пальцем в сторону Лося (бутылка воды затрудняла движение), повернулся и двинулся между надгробиями, чувствуя спиной их взгляды, похожие на острия рапир.

Кладбище Святого Искупителя, Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 28 августа, 8.06.

Остаток времени на Часах вымирания:

99 часов 54 минуты.

Могила Хелен находилась на дальнем конце кладбища, в новой зоне — участок плоский, как блин, но многочисленные стелы и памятники давали некоторое укрытие. Своим сторожевым псам я был виден, однако мог кое-что скрытно предпринять. Боковым зрением я различал Лося и еще одного — блондина с внешностью серфера, который обошел меня с фланга по кладбищенской дорожке. Я невольно улыбнулся. Вчетвером эта свора представляла для меня угрозу; порознь же они годились только наблюдать. Учитывая расстояние, возможным раскладом мог быть вариант «двое на одного»: Глыба со своим напарником или Лось с Серфером. Меня вполне устраивало и то и другое.

Дорогу к могиле я знал наизусть. Букет с бутылочкой переместился в левую руку, чтобы правую можно было сунуть в карман. Последнее время я здорово поднаторел в быстром наборе исподтишка и теперь одним лишь пальцем нажал на мобильнике нужную кнопку плюс три цифры: код ситуации.

Здесь, на могиле Хелен, у меня всякий раз саднило в душе; но сердце еще сильнее болело, если я не бывал здесь хотя бы неделю. За два года, минувшие после ее самоубийства, я позволил себе примерно сорок раз пропустить визит. Например, на той неделе штурмовали лабораторию в Вирджинии, где парочка безнадежно двинутых ученых пыталась создать свой вирус атипичной пневмонии, чтобы потом толкнуть террористам. Пришлось их разубеждать. Думаю, Хелен бы мне простила.

Как раз когда я возлагал цветы на пронзительно-зеленый дерн, в кармане зажужжал телефон.

— Извини, милая, — пробормотал я, легонько коснувшись холодного надгробия, — но деваться некуда.

Опустившись на колени (якобы молюсь), я украдкой вынул и раскрыл телефон так, что со стороны ничего не было видно. Имени на дисплее не высветилось, но я знал, что это шеф.

— Утро у меня интересное, — произнес я. «Интересное» означало условный сигнал тревоги.

— На линии, — раздался в трубке голос Черча. — Сообщи обстановку.

Я проработал с ним вот уже два месяца, но так и не уяснил, какое у него все-таки настоящее имя. Его звали кто Дьяконом, кто полковником Элдритчем, кто Пономарем — список можно продолжить, — мне же он представился как Черч, и я стал звать его так. Было ему, как говорится, «к северу от шестидесяти», но в каком именно месте, не проглядывало. Ребята бились меж собой об заклад: одни спорили, что он бывший спецназовец, другие считали его агентом ЦРУ, выбившимся в верховное руководство.

— Мы нынче прогневали кого-нибудь в Вашингтоне?

— Ну не с самого же утра, — хмыкнул он. — Что там у тебя?