Том Смит - Малыш 44

— Ты ни в чем не виноват. Мы все стараемся выжить, как можем.

Михаил перестал плакать. Он поднял голову, вытирая слезы. Друзья поняли, что видят друг друга в последний раз, и крепко обнялись.

Михаил первым разжал объятия.

— Ты лучше меня.

Он встал и вышел из сарая, не забыв прикрыть за собой дверь, и даже нагреб под нее снега, чтобы она вновь не открылась. Повернувшись спиной к ветру, он, с трудом переставляя ноги, потащился к дому. Если бы он убил Анатолия и сообщил о нем в компетентные органы, то гарантировал бы своей семье безопасность. А теперь придется положиться на судьбу. Ему остается только молиться. Он никогда не считал себя трусом и во время войны ежедневно рисковал жизнью. Кое-кто из товарищей даже называл его храбрецом. Но теперь он боялся за свою семью. Он вполне мог представить и более страшные вещи, чем собственная смерть.

Войдя в дом, он снял валенки, полушубок и направился в спальню. Открыв дверь, он с изумлением и испугом увидел женскую фигуру у окна. Его жена не спала, она смотрела на сарай. Услышав его шаги, она повернулась. Глядя на ее хрупкую фигуру, трудно было поверить, что она способна таскать тяжести, ухаживать за домашней скотиной и даже косить, работая по двадцать четыре часа в сутки, чтобы ее семья не умерла с голоду. И ее совершенно не интересовало, что когда-то Анатолий спас ее мужу жизнь. Ее не волновала история их дружбы и взаимоотношений. Верность и чувство долга оставались для нее абстрактными понятиями. Анатолий превратился в угрозу для их безопасности и благополучия. Вот в этом и заключалась суровая реальность. Она хотела, чтобы он ушел как можно скорее и как можно дальше от ее семьи, и сейчас люто ненавидела его — верного друга, которого некогда нежно любила как дорогого гостя, — и желала ему смерти.

Михаил поцеловал жену. Ее щека была холодной. Он взял ее за руку. Она взглянула ему в лицо, отметив про себя, что он плакал.

— Что ты делал на дворе?

Михаил вполне понимал и разделял ее тревогу. Она надеялась, что он сделал то, что должно. Она надеялась, что он вспомнил о своей семье и убил этого человека. Это был бы правильный поступок.

— Он оставил дверь сарая открытой. Кто-нибудь мог заметить это. Я закрыл ее.

Михаил почувствовал, как пальцы жены безжизненно разжались, и ощутил ее разочарование. Она сочла его слабаком. И она была права. У него не хватило духу ни убить своего друга, ни помочь ему. Он попытался найти какие-то слова утешения.

— Не волнуйся. Никто не знает, что он здесь.

Стол был разбит, кровать перевернута, матрас разрезан на кусочки, подушки вспороты, а доски пола сорваны. Тем не менее обыск, которому подверглась квартира Анатолия Бродского, не дал никаких результатов, которые могли бы подсказать, куда он подевался. Лев присел на корточки перед камином и принялся исследовать его содержимое. Пепел еще сохранял форму писем, которые сложили стопкой и подожгли. Он поворошил его стволом пистолета, надеясь отыскать какой-нибудь уцелевший кусочек. Но пепел лишь рассыпался ровной горкой — все бумаги сгорели дотла. Предатель сбежал. И виноват в этом был он, Лев. В своем отношении к этому человеку, которого он совершенно не знал, он истолковал сомнения в его пользу. Решив, что тот невиновен, он допустил ошибку, которую мог сделать только зеленый новичок.

Пусть лучше пострадают десять невиновных, чем один шпион избежит наказания .

Он позволил себе пренебречь основополагающим принципом их работы: презумпцией вины.

Приняв на себя всю тяжесть ответственности, Лев не мог не думать о том, что если бы он не потерял целый день, занимаясь несчастным случаем, повлекшим за собой смерть ребенка, то не упустил бы Бродского. Встречи и разговоры с родственниками, пресечение на корню нелепых слухов — неподходящее занятие для старшего офицера МГБ. Вместо того чтобы лично вести наблюдение за подозреваемым, он позволил отстранить себя от непосредственного участия в операции, улаживая личные дела своих подчиненных. Ему не следовало соглашаться на это. В своем благодушии он недооценил угрозу, которую представлял собой этот человек, Анатолий Бродский. Это была первая серьезная оплошность Льва с тех пор, как он стал сотрудником органов госбезопасности. И он прекрасно знал, что у очень немногих офицеров оставалась возможность совершить вторую.

Поначалу дело не слишком занимало его: Бродский был образованным человеком, неплохо владевшим английским языком, регулярно общавшимся с иностранцами. Это могло служить основанием для повышенной бдительности, но, как заметил Лев, этот человек был уважаемым ветеринарным врачом в городе, где его коллег можно было пересчитать по пальцам одной руки. В конце концов, должны же были иностранные дипломаты водить к кому-то своих кошечек и собачек. Более того, Бродский служил в Красной Армии полевым хирургом. Его происхождение и история жизни были безупречными. Судя по записям в его личном деле, он пошел на фронт добровольцем и, несмотря на то что с формальной точки зрения не имел квалификации врача и до той поры лечил лишь больных и раненых животных, работал в нескольких полевых госпиталях и был дважды представлен к награде. Должно быть, подозреваемый спас несколько сотен жизней.