Том Смит - Малыш 44

Перекатившись поближе к огромным стальным колесам, он поднял голову, глядя в хвост поезда. Тело на проволоке быстро приближалось. Оно висело чуточку левее центра. Лев на столько же сдвинулся в сторону. Ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, постаравшись распластаться на земле и стать как можно меньше. Последний вагон громыхал уже почти над ним. Он приподнял голову ровно настолько, чтобы убедиться — на крючьях висела не Раиса. Она выжила. Значит, теперь ему предстоит сделать то же самое. Он вновь уткнулся лицом в землю и зажмурился.

Труп скользнул над ним, слегка задев его.

А затем последовала резкая боль — один крючок все-таки впился ему в левую руку. Лев открыл глаза. Крюк пропорол рукав рубашки и вошел в мякоть. В ту долю секунды, что оставалась ему до того, как проволока натянется и потащит его за собой, Лев схватил крючок и вырвал его из тела, оставив на зубьях кусок своей плоти. Он тут же зажал рану, чувствуя, как сочится из нее кровь. У него закружилась голова. Пошатываясь, он встал на ноги и увидел, что к нему бежит Раиса. Не обращая внимания на боль, он крепко обнял ее и прижал к себе.

Они были на свободе.

Василию нездоровилось. Он сделал то, чего не делал никогда, — взял отгул. Подобный поступок был не только потенциально опасен, он был ему совершенно несвойственен. Он предпочел бы болеть на работе, а не дома. Василий так ловко сумел устроить свои бытовые условия, что по большей части жил один. Нет, естественно, он был женат; представить, что мужчина останется холостяком, было невозможно в принципе. Общественные обязанности требовали от него обзавестись детьми. Он не стал нарушать правила и женился на женщине, не имеющей собственного мнения или, по крайней мере, не выражающей его открыто. Она родила ему двоих детей — допустимый минимум, если вы хотели избежать ненужных вопросов. Жена с детьми проживали в семейной квартире в пригороде, тогда как сам Василий предпочел служебное жилье в центре города. Он занял конспиративную квартиру, чтобы без помех развлекаться с любовницами, хотя на самом деле вступал в связь на стороне крайне редко.

После того как Льва отправили в ссылку на Урал, Василий подал рапорт с просьбой предоставить ему освободившуюся квартиру Льва и Раисы под № 124. Его просьба была удовлетворена. Первые дни после переселения он наслаждался от души. Василий отправил жену по спецторгам, чтобы она купила дорогие напитки и закуску. Он устроил на новой квартире новоселье, на которое пригласил коллег по работе — правда, без жен, — и его новые заместители пили и ели в три горла, поздравляя его с новым успехом. Некоторые из тех людей, что раньше служили вместе со Львом, перешли к нему в подчинение. Тем не менее, несмотря на то что судьба явила ему свою благосклонность вкупе с иронией, во время торжественной попойки Василий был мрачен. Он чувствовал себя опустошенным. Ему больше некого было ненавидеть. У него не осталось никого, против кого можно было бы плести интриги. Его больше не раздражало повышение по службе, эффективная работа или популярность Льва. Разумеется, конкуренты у него оставались, но все это было уже не то.

Василий встал с постели и решил заглушить тоску выпивкой. Он налил себе водки и принялся задумчиво крутить стакан в пальцах, не спеша подносить его к губам. От запаха его едва не стошнило. Он поставил стакан на стол. Лев был мертв. Вскоре он получит официальное уведомление о том, что двое заключенных не доехали до места назначения. Они умрут в пути, как многие до них, ввязавшись в драку из-за обуви, еды или еще чего-нибудь. Это должно было стать окончательным поражением человека, который прилюдно унизил его. Само существование Льва превратилось для Василия в нечто вроде бесконечного наказания. Так почему он чуть ли не скучает по нему?

Из прихожей донесся стук. Он ожидал, что МГБ пришлет врача удостовериться в его болезни. Он подошел к двери, открыл ее и увидел на пороге двух молоденьких офицеров.

— Двое заключенных сбежали.

Василий ощутил, как тупая боль, поселившаяся внутри, уходит раньше, чем он успел произнести одно только имя:

— Лев?

Офицеры кинули. Василий почувствовал, как ему сразу стало лучше.

Они то бежали, то вновь переходили на шаг, постоянно оглядываясь назад; темп их передвижения зависел от того, что брало верх — страх или переутомление. Погода смилостивилась над ними: неяркое солнце то и дело закрывали облака, так что было не очень жарко — по крайней мере, по сравнению с пеклом внутри арестантского вагона. По положению солнца на небе Лев и Раиса поняли, что полдень уже миновал, но точного времени они знать, естественно, не могли. Лев не помнил, где и как потерял свои часы или когда их отобрали у него. По его расчетам, они опережали преследователей примерно на четыре часа. По самым грубым прикидкам, в час они проходили километров восемь, а поезд двигался со скоростью не больше шестнадцати километров, так что расстояние между ними в лучшем случае составляло километров восемьдесят или около того. Но могло быть и так, что кто-то оповестил охранников об их побеге намного раньше.