Таня Карвер - Суррогатная мать

Она стояла неподвижно и вслушивалась. Ничего. Только шум реки.

Эстер вздохнула и, повернувшись, зашла в дом. Ребенок все еще плакал, и на этот раз она не стала затыкать уши или отводить глаза, проходя мимо него. Ребенок был здесь, а ее мужа не было, и ничего тут не поделаешь.

Она вернулась на свое место в углу и оттуда пристально смотрела на ребенка. Решалась. Она думала, пытаясь разобраться, что же произошло. Кое-что она поняла. Все было хорошо, пока не появился ребенок. Жизнь была хорошая. А теперь ребенок здесь, а ее муж ушел. «Если избавиться от него, — решила она, — он может вернуться».

Она не знала, будет ли так на самом деле, но попробовать стоило. Впрочем, она думала об этом и раньше, только была не в состоянии отделаться от ребенка, пока он бодрствует. Однако теперь, когда в ушах звенел этот бесконечный крик, она подумала, что это уже неважно. Она сможет покончить с ним. Если от этого ее муж появится снова, она сможет сделать это.

Она поднялась.

И направилась к кроватке.

Появился свет. Сначала Марина подумала, что ей это кажется. Далекий и слабый, но, тем не менее, все-таки это действительно был свет.

Она села, стараясь рассмотреть окружающую обстановку. Кирпичные стены, грязный пол, над головой — деревянные балки. Все соответствовало ее первому представлению. Она находилась в погребе или в подвале. Согнувшись, она направилась в сторону света. Это оказалось не просто одно помещение. Перед ней были другие комнаты, соединенные с этой проемами и узкими проходами. Кое-где, там, где было необходимо, потолок поддерживался тяжелыми деревянными подпорками и опорами. Вдоль потолка тянулся электрический кабель.

Дрожа от холода, Марина посмотрела на себя. Одежда ее была черной от грязи. На руках и ногах синяки и порезы.

Она посмотрела на стены. Возле одной из них стоял верстак, большой и громоздкий, с рубцеватой, неровной поверхностью. Над ним на вбитых в доски гвоздях висели инструменты, старые и проржавевшие, но все еще в рабочем состоянии. Марина огляделась по сторонам и прислушалась. Ничего не услышала, никого не увидела. Но она знала, что кто-то здесь все же есть. Должен быть. Она подобралась к верстаку. Молотки, стамески, ручная дрель. Взгляд ее задержался на отвертках. Они были выставлены по порядку, от самой маленькой до самой большой. Марина сняла с крючка самую большую. Она была прочной, несмотря на потертую деревянную ручку и отслоившуюся краску. Металлический стержень немного поржавел, но был целым. Она потрогала кончик. Плоский и острый. Часто использовался. Это ей подойдет.

Она взяла ее в руку и крепко сжала. Снова оглянулась по сторонам. Оттуда, где она находилась сейчас, выхода не было, единственный путь наружу вел через лаз, откуда сюда попадал свет.

Сердце гулко стучало у нее в груди. Живот все еще болел, но она не позволяла себе сейчас думать о ребенке, о том, что с ним может быть что-то не так. Она знала только то, что его нужно защищать. И это было ее заботой, ее главным делом как матери.

Мать. Она впервые мысленно назвала себя этим словом.

Крепко сжимая отвертку, она поползла в направлении к свету.

Они были в пути.

Фил и Анни находились в головной машине колонны, двигавшейся к Врабнессу. За ними следовали легковые автомобили и фургоны, и от присутствия стольких полицейских на дорогах становилось тесно. Они включили сирены и мигалки, чтобы побыстрее выехать из Колчестера, сдвигая все движение на исходе часа пик к краю тротуаров. Хотя встречные машины и без этого съезжали на обочину при виде такого количества полицейских.

Фил сидел на заднем сиденье. Он игнорировал спутниковый навигатор, смотрел на карту Врабнесса и старался сосредоточиться на стоявшей перед ними задаче. Пытался не думать о Марине. Он вздохнул: собраться никак не удавалось. С ним всегда так было в подобных ситуациях. Предполагалось, что он подготовлен к тому, что должно произойти, готов оценить обстановку на месте и предпринять необходимые действия в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Но каждая новая ситуация отличалась от других. Он мог сколько угодно смотреть на карту, мог готовить себя к чему угодно, но при этом знал, что все это бесполезно. Он должен дождаться, пока прибудет на место и окажется в гуще событий. И только потом может появиться план реальных действий.

Он взглянул на Анни. С момента, когда они сели в машину, она молчала. Можно было не сомневаться, что она нервничает точно так же, как и он.