Патриция Хайсмит - Рассказы

Если Эдит ответит, письмо он получит. А если через несколько дней письма не будет, значит, Дасенбери ответил ей сам. Если же Эдит напишет, тогда ему следует придумать что-нибудь такое, чтобы прекратить отношения как можно более безболезненно для нее, для ее самолюбия.

Отправив письмо, Дон почувствовал себя свободнее и успокоился. Спал он хорошо и проснулся с уверенностью, что письмо от Розалинды ждет его внизу. Когда же он увидел, что письма в ящике нет (по крайней мере, письма от Розалинды; там лежал лишь счет за телефонный разговор), его охватило разочарование и такое раздражение, которого он не испытывал прежде. Теперь уже ничем нельзя было объяснить отсутствие письма.

Ответ из Скрэнтона пришел на следующее утро на служебный адрес. Дон сразу же увидел его на столе у секретарши и взял конверт. Секретарша так была занята разговором по телефону, что ни о чем не спросила. Она даже на взглянула на него.

«Милый мой», — писала Эдит. Дон, не в силах вынести этого потока сентиментальных излияний, сложил письмо прежде, чем кто-либо в отделе заметил, что он читает его. Письмо вызвало у него смешанные чувства. Он убеждал себя, что вовсе не рассчитывал на ответ, но в то же время понимал, что это неправда. Она предлагала поехать куда-нибудь вместе в следующие выходные (очевидно, Дасенбери был свободен как ветер) и просила его назначить время и место встречи.

Он думал о ней, сидя за своим рабочим столом, думал о страстной, взволнованной незнакомке, которой он не знал и которая полностью зависела от одного его слова. Какая нелепость! А от Розалинды он не мог дождаться даже письма.

— Господи! — прошептал он, вставая из-за стола. Он ушел с работы, не сказав никому ни слова.

Вдруг ему в голову пришла ужасная мысль. Мысль о том, что все это время Розалинда обдумывала, как сообщить ему, что она его не любит и никогда не сможет полюбить. Эта мысль преследовала его. Теперь вместо ее счастливого, удивленного и довольного лица он видел, как она хмурится, выполняя неприятную обязанность и сочиняя письмо, которое положило бы конец всему. Он представлял, как она подбирает слова, чтобы сделать это как можно мягче.

Эта мысль настолько расстроила его, что он уже ничего не мог делать в тот вечер. Чем больше он думал об этом, тем более вероятным ему казалось, что она собирается порвать с ним. Ему представлялось, как постепенно она пришла к этому решению: во-первых, поскучав немного, она занялась работой, стала встречаться с друзьями в Париже и, должно быть, поняла, что может обойтись и без него. Во-вторых, ее могло остановить то, что он был в Америке, а она в Европе — так уж сложились обстоятельства. Но, конечно, самое главное — она поняла, что не любит его. Наверняка так оно и было, потому что человек просто не может так долго пренебрегать тем, кого любит, и не отвечать на его письма.

Он резко поднялся и с ожесточением посмотрел на часы, будто на врага: восемь семнадцать вечера, пятнадцатое сентября. Какой невыносимый груз для его натянутых нервов, сжатых кулаков! Двадцать пять дней, и не сосчитать, сколько минут прошло с тех пор, как он отправил первое письмо… Его мысли выскользнули из-под бремени времени и сконцентрировались на девушке из Скрэнтона. Он понимал, что должен ей ответить. Он снова перечитал ее письмо, на этот раз внимательнее, печально задерживаясь на той или иной фразе, как будто его глубоко затронула ее безнадежная и тоскующая любовь, почти так же, как его собственная. Он чувствовал, что нужно назначить ей место и время встречи. Полная желаний и надежд, пленница собственной любви, она была словно птица, готовая вырваться на волю. Он быстро подошел к телефону и продиктовал телеграмму: «Жди меня Центральном вокзале со стороны Ленсингтон-авеню пятницу шесть вечера. Целую, Р».

Пятница будет послезавтра.

В четверг письмо от Розалинды так и не пришло, Розалинда так и не написала. Теперь ему уже не хватало ни мужества, ни сил, чтобы думать о ней. Он чувствовал только любовь, безграничную, крепкую как скала. Проснувшись в пятницу рано утром, он сразу же подумал о девушке из Скрэнтона. Утром она, наверное, встала и начала собирать сумку, а если она сегодня работала, то весь день провела в воспоминаниях о Дасенбери.

Спустившись вниз, он увидел в почтовом ящике авиаконверт с красно-голубой каемкой. Потрясение, которое он испытал при этом, причинило ему почти физическую боль. Открыв ящик, он вытащил длинный конверт из тонкой бумаги. Пальцы дрожали, и он уронил ключи.