Питер Джеймс - Убийственно жив

— Что значит «не стоит врать», дорогой?

По улице промчался полицейский автомобиль с включенной сиреной, заглушив его голос.

— Извини, не расслышала, — проговорила она, когда машина проехала. — Что ты сказал?

— Я им правду сказал. Поужинал с Филом Тейлором, своим финансовым консультантом, а потом лег спать.

После долгого молчания послышались рыдания.

— Милый, по-моему, ты кое-что позабыл. Что ты делал после ужина с финансовым консультантом?

— Ничего, — с некоторым удивлением ответил он.

— Эй! Понятно, ты в шоке. Приехал ко мне. Сразу после полуночи. Ночевал у меня, около пяти утра умчался, чтобы захватить из квартиры костюм и принадлежности для гольфа.

— Очень мило с твоей стороны, — сказал он, — только я не хочу заставлять тебя лгать.

Она застыла на месте. Мимо прогромыхал грузовик, следом за ним такси.

— Лгать? Что ты хочешь сказать? Это правда.

— Милая, мне не надо придумывать алиби. Лучше говорить правду.

— Прости… — Она вдруг растерялась. — Я тебя не совсем понимаю. Это и есть правда. Ты пришел пьяненький, мы вместе спали, потом ты в спешке убежал. Разумеется, лучше правду сказать.

— Да. Конечно.

— Так что же?

— Так что же? — повторил он.

— Ты пришел ко мне сразу после полуночи, мы занимались любовью, почти как сумасшедшие, а в пять часов ты ушел.

— Только этого не было, — сказал он.

— Чего не было?

— Я к тебе не приходил.

Она на секунду оторвала трубку от уха, взглянула на нее, потом снова прислушалась, на секунду подумав, то ли сама сошла с ума, то ли он.

— Ничего не пойму…

— Ну, мне надо бежать, — сказал он.

На открыточке с соблазнительным фото привлекательной восточной девушки было напечатано «Транссексуалы» и номер телефона. Рядом изображение длинноволосой женщины, затянутой в кожу, с хлыстом в руках. От темного пятна на полу, куда Бишоп старался не ступать, несло мочой. Он впервые за многие годы зашел в будку телефона-автомата, и это не пробудило у него ностальгических воспоминаний. Кроме вони, там было жарко, как в сауне.

Трубка аппарата разбита, стекла в трещинах, на цепочке висят клочки бумаги — предположительно, остатки справочника. Снаружи стоял грузовик, мотор гудел, как тысяча мужчин, мычащих в жестяной банке. Он взглянул на часы. Два тридцать одна. Кажется, что это самый долгий день в его жизни.

Что сказать детям, черт побери? Максу и Карли. Интересно ли им знать, что они лишились мачехи? Что она убита? Бывшая жена так настроила их против него и Кэти, что им, скорее всего, безразлично. И как, собственно, преподнести известие? По телефону? Слетать к Максу во Францию и в Канаду к Карли? Они должны будут скоро вернуться — на похороны… О боже. Приедут ли? Надо ли? Пожелают ли? Он вдруг понял, как мало их знает.

Господи, сколько всего надо обдумать.

Что произошло? Боже мой, что случилось?

Милая Кэти, что с тобой стряслось?

Кто это сделал? Кто? Почему?

Почему проклятая полиция ничего не рассказывает? Длинный черный коп, настоящая задница, и инспектор, суперинтендент, или кто он такой, смотрел на него, как на единственного подозреваемого, словно зная, что он убил.

Голова шла кругом. Он вышел на залитую солнцем Принц-Альберт-стрит напротив муниципалитета, полностью сбитый с толку состоявшимся разговором и не зная, что делать дальше. Читал в одной книге, что по звонку с мобильника можно очень много узнать о звонящем: где он находится, кому звонит, а при желании и содержание разговора. Именно поэтому, выскользнув из «Отеля дю Вен» через кухню, он выключил свой телефон и направился к будке.

Что за странную фразу сказала Софи: «Ты пришел пьяненький, мы вместе спали, потом ты в спешке убежал…»

Только этого не было. Выйдя из ресторана, он расстался с Филом Тейлором, швейцар кликнул для него такси, в котором он вернулся в свою квартиру в Ноттинг-Хилле, устало свалился прямо в постель, желая как следует выспаться перед игрой в гольф. Абсолютно точно никуда не ходил.

Память подводит? От потрясения?

Что это?

Огромная невидимая волна горя взметнулась в душе, затопила, погрузила его в темную пучину, словно внезапно произошло полное солнечное затмение, заглушив вокруг все городские шумы.

Рою Грейсу казалось, что на свете нет ничего подобного залу для вскрытия в морге. Страшное место. Ему представлялось, что людские тела здесь разлагают на первичные элементы. Как бы тут ни было чисто, в воздухе витает запах смерти, пропитывает кожу, одежду, вновь и вновь напоминая о себе через много часов в любом другом месте.