Дэвид Моррелл - Испытание

— Ну, вот и славно. — Старик был доволен. — Они подумают, что это буря наделала.

— Вы что, видели их?

Валун, упав вниз, не перегородил проход полностью. Просто через него стало труднее перебраться. Старик уже шагал к другому валуну, гораздо больших размеров.

— Вы не ответили мне, — повторил Борн, догоняя его. — Вы их видели?

— Нет. Это ты считаешь, что они где-то здесь. Каменная глыба не поддалась, даже когда они навалились на нее изо всех сил. Подобрав сухую лесину, они подвели ее под камень, действуя, как рычагом, и попытались столкнуть его с места. Конец бревна обломился. Со второй попытки валун покачнулся, но с места не сдвинулся. Потом им удалось перевалить его на другой бок; эту операцию пришлось повторить трижды, прежде чем глыба оказалась на пологом склоне, по которому уже под собственным весом, набирая скорость, покатилась вниз и исчезла. Грохот падения достиг их слуха, раньше, чем они добежали до края скалы. Валун рухнул точно меж стенок прохода. Теперь уж ни одному всаднику не заставить свою лошадь взять такой барьер.

— Конечно, они могут бросить лошадей и идти дальше пешком, — рассудительно заметил старик и побежал еще к одному валуну. Измучившись, но так и не сумев сдвинуть его с места, оба в изнеможении опустились рядом с ним, решив, что человек все равно переберется через камни, какими бы огромными те ни были, и что главную цель — создать видимость того, что на лошадях здесь не проехать, — они достигли.

Облака висели уже прямо над головой и быстро передвигались в сторону города; так похолодало, что Борну пришлось достать из кармана куртки толстые шерстяные перчатки и натянуть их на свои распухшие, порезанные камнями руки. Подул ветер — колючий, пронзительный, выжимающий слезы из глаз. Он повернулся к ветру спиной, поднял капюшон и взглянул на город. Там еще сияло солнце, но вот тень от облаков накрыла его, и в этот же момент несколько белых крупинок мелькнуло перед глазами.

— Пожалуй, пора спускаться, а то лошади испугаются, — сказал старик; ветер и холод, казалось, ему были нипочем; он лишь плотнее натянул шляпу и застегнул куртку, но от ветра не отворачивался и даже не спрятал руки в карманы. Пригнувшись и уперевшись ладонями в колени, он увлеченно наблюдал, как ветер несет пыль и гнет ветви деревьев и кустарников.

— Одну минуту, — попросил Борн и достал из кармана куртки фотографию. Вчера вечером после ужина он заприметил ее на стенке за баром.

— Так город выглядел как раз перед оспой, — сказал ему тогда старик.

Обычная старинная фотография размером пять на шесть дюймов, пожелтевшая от времени, потрескавшаяся и ломкая — чем-то она привлекла его внимание. Такие снимки делали в старину громоздкими аппаратами на треноге, в которые вставляли большие стеклянные негативы в деревянных рамках. С задней стенки ящика свисал длинный кусок черной материи, под которой фотограф подлезал, чтобы навести на резкость объектив. На фотографии была изображена панорама города в долине, снятая издалека и с. высокой точки. Несмотря на дымку, можно было различить людей и даже какой-то фургон, выезжающий из города по направлению к реке.

— Это снято сверху, с того места, куда мы отправимся завтра, — пояснил старик. Борн, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, открепил кнопки и сунул ее в карман.

Теперь, сличая старый снимок с тем, что было перед глазами, он не мог не согласиться: снимали действительно почти с этого места, только немного правее. Он сдвинулся вправо, пытаясь совместить угол зрения.

— Что ты делаешь? — спросил старик. — Мы должны идти.

— Еще минутку, — повторил он и сделал еще пару шагов вперед и в сторону, продолжая держать фотографию перед собой, добиваясь максимальной точности. Он даже наклонился, как это сделал бы фотограф, и смотрел на снимок, словно в видоискатель фотоаппарата, передвигая его слегка взад-вперед, чтобы совместить изображение с реальностью. Он почти добился желаемого, хотя уже понял, что полностью ему это не удастся. Во-первых, снимок был сделан летом, и кустарник на переднем плане кадра сейчас не был виден, а те кусты, что торчали перед глазами, отсутствовали на фотографии. Тогда летом все было покрыто зеленью, а сейчас все листья облетели. И сам город был тот же, да не совсем. Он стал как-то меньше, съежился, словно усох с годами, и отсутствие каких-либо признаков жизни там, внизу, делало его еще меньше.

Он смотрел на фотографию, которая была такой же старой, как город, со странным ощущением какой-то двойственности. Ему казалось, что ветер вот-вот выхватит ломкую карточку и она просто исчезнет, растворится в пространстве, оставив какие-нибудь обрывки…