Дэвид Моррелл - Последняя побудка

— Значит, вот как? Ты уверен? — Прентис взглянул на него и кивнул.

— Ну ладно, тогда я тебе тоже кое-что скажу. У меня когда-то были жена и сын. В 1898-м, в Эль-Пасо. Когда я вернулся из Мексики.

Прентис ошеломленно воззрился на него.

— Да-да, — сказал старик. — Ты не знал, верно? Но это правда. Я не люблю говорить об этом.

— Что же с ними случилось?

— Не знаю. Она забрала мальчика и уехала к себе на родину, на восток. Он был совсем малыш, но я к нему привязался. Сейчас ему примерно столько, сколько тебе, может, чуть побольше. Тебе нужно кого-то уважать. Мне нужно кого-то опекать. Так что мы разочаровались друг в друге.

Прентис почувствовал, что все его напряжение исчезло. Он долго готовился к этому разговору, но сейчас все потеряло смысл. И вообще ничего не имело никакого значения. Он оглянуться не успел, как уже сидел на земле рядом со стариком, рассматривал свои руки, потом глубоко вздохнул и поднял на него глаза.

— Что же теперь будет?

— Ничего не будет. Мы слишком много думали. А теперь все поняли и недовольны. Нужно быть честными. Наверное, если мы перестанем думать о том, кем бы мы могли быть друг другу, и примем обстоятельства как они есть, мы станем друзьями.

Прентис снова стал смотреть на свои руки. Он ожидал не этого. Он долго думал и наконец принял решение. Честно разорвать отношения и подождать, пока все кончится.

Но старик всегда удивлял его. Как раз когда он думал, что все точно рассчитал, старик выдавал что-нибудь новенькое, и он снова терялся. Он никогда не задумывался, почему старик согласился помочь ему. Он-то считал, что причиной был он сам, а не воображаемый образ, который старик себе нарисовал. Ему никогда не приходило в голову, что интерес к нему старика не совсем обычен.

— А вам никогда не хочется увидеть его?

— Конечно, хочется. Но она не сказала, куда едет.

— А почему так получилось?

— Иначе быть не могло. Ребенок не был моим. Она родила его от другого парня, я знал его, мы вместе работали погонщиками. Но он заболел и умер. Я пошел к ней посмотреть, не могу ли чем помочь. И тут же сделал ей предложение.

Старик помолчал и свернул самокрутку.

— Это был, если хочешь, брак по расчету. Я вовсе не обманывал себя. Во мне нет ничего такого, что могло бы привлечь женщину, разве что сила. Но она почти на двадцать пять лет моложе меня, и у нее ребенок, а вокруг было гораздо больше мужчин, чем женщин, и все не прочь воспользоваться моментом. Знаешь, мне кажется, она чем-то напоминала тебя. Видела во мне какую-то защиту. А я-то что? Мне уже под пятьдесят было. Я немало повидал, много где побывал, но так ничего с этого и не имел. Я посмотрел на малыша и призадумался, а потом начал ей помогать. Она очень старалась. Ее ни в чем не обвинишь. Она обращалась со мной так, что лучшего ни один мужчина бы не потребовал. И я тоже очень старался. Я не мог иметь жену и ребенка и продолжать вести такой же образ жизни. Так что я нашел работу в городе — конторщиком в оружейной мастерской. Когда мне это осточертело, стал работать на стройке. Но, понимаешь, не этого мне хотелось. Я не очень-то жаждал бродяжничать, но все-таки почти всю жизнь прожил перекати-полем, и мне казалось, что мне не хватает чего-то жизненно важного. Я знал, что могу отказаться от чего угодно, но это стало утомлять меня, я ничему не был рад, и она, как мне кажется, почувствовала себя виноватой. В конце концов, она меня не любила. Мы обговорили наши отношения с самого начала. А молодые люди, сам понимаешь, они честолюбивы, энергичны, хотят что-то делать, а мне для счастья хватало прийти домой с работы уставшим, как собака, и увидеть, что счета оплачены, в доме полно еды и одежды, и есть крыша над головой.

В один прекрасный день она объявила, что уходит. Я, кажется, ее понял. Ей нужна была помощь, она ее получила, а теперь чувствовала, что этого ей мало. Такая жизнь не подходила ни ей, ни мне, как она считала. Мы много разговаривали об этом. Я был готов на все ради нее. И даже оплатил им дорогу. Ты не представляешь, что со мной было, когда я увидел, как мальчик уезжает.

— И она не сказала вам, куда поехала?

Он покачал головой.

— Я ее в последний раз видел, когда она выглянула в окно отходящего поезда. Я часто думаю, каким вырос мальчик.

— Ну а она? Что вы думаете о ней?

— Она была самой милой женщиной, какую я знал. Не самой красивой, но самой милой. Я не держу на нее зла. Но о мальчике часто думаю. Все это дело длилось около года… После этого я записался в армию. А потом оказался на Кубе.