A Квинелл - Пока летит пуля

Флеминг положил перед собой еще один список – с именами ближайших родственников погибших. Он вел пальцем по бумагам, пока не нашел нужное ему имя. Полицейский жестом подозвал помощника, передал ему список и сказал:

– Позвоните Дженкинсу в особый отдел. Попросите его навести справки об этом человеке.

Помощник отправился выполнять приказ. Питер Флеминг так и стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь. Его слегка знобило. Надо распорядиться, чтобы в помещение поставили еще несколько обогревателей, решил он.

Было совсем темно. Собака ничего не увидела и не услышала, до нее не донесся ни один незнакомый запах. Внезапно она почувствовала острую жгучую боль в боку. Удивленно взвизгнув, она вскочила на ноги, прошла несколько шагов по краю бассейна, потом ноги ее подкосились и собака рухнула на бок. Еще с полминуты тело ее конвульсивно подергивалось, и она затихла.

Ярдах в тридцати от нее с высокой стены ограды в сад соскользнул по канату человек, одетый во все черное.

Несколько минут человек сидел пригнувшись, присматриваясь, прислушиваясь и выжидая. Свет уличных фонарей сюда почти не доходил. Спустя время человек поднялся с корточек, подошел к бассейну, ненадолго около него задержался, двинулся к задней части дома.

Мигель смотрел телевизор – показывали эпизод из старого фильма “Я люблю Люси”. Мигель был просто зачарован испанским акцентом Дези Арнас, полагая, что во многом ее выговор походил на его собственный. Он довольно захихикал, но, услышав, как слабо щелкнул замок двери, резко смолк. Мексиканец обернулся – улыбка мгновенно сошла с его лица. Мигель увидел человека в черном, державшего в руке наведенный на него пистолет с коротким дулом. Потом услышал звук, похожий на щелчок духового ружья, и почувствовал острую боль в груди. Ощущение было такое, будто его ужалила оса. Человек в черном подошел ближе, черты его стали расплываться. До сознания Мигеля неясно донесся его низкий глубокий голос:

– Не переживай. Вреда тебе от этого никакого не будет. Просто ты сейчас заснешь.

Мигель обмяк и свалился со стула. Он заснул еще до того, как упал на толстый ворсистый ковер.

* * *

Хотя он и знал, какая там будет скука, но присутствовать на ужине он должен был обязательно. Сенатор от штата Колорадо Джеймс Грэйнджер не мог найти ни одной веской причины, чтобы уклониться от этого мероприятия. Губернатор устраивал прием в честь государственного секретаря по вопросам обороны, и сенатора ждали все.

Как обычно в последнее время, сенатор слегка перебрал. Перед ужином он выпил больше виски, чем обычно, а за едой переборщил с вином. Однако он был уверен, что никто из сидевших за столом не обратит на это внимания. Заметить его состояние могла бы лишь Хэрриот, но для этого ей надо было прожить с ним тридцать пять лет.

Джеймс Грэйнджер был человеком практичным и весьма неглупым. За ужином он держал язык за зубами. Никто из присутствовавших и не ожидал от него ничего другого.

Он первым покинул прием – этим он тоже никого не удивил. Губернатор проводил его до двери. Взяв сенатора под руку, он сказал:

– Прошу тебя, Джим, подумай еще раз об этом предложении. Мне бы очень хотелось, чтобы именно ты возглавил эту финансовую комиссию.

В холле у двери они остановились. Сенатор ответил:

– Крэйг, дай мне пару дней все хорошенько взвесить. У меня сейчас просто чертова прорва работы.

Губернатор взглянул на него с искренней симпатией. За эти последние месяцы понимание и сострадание сквозили в глазах у всех, с кем сенатор общался.

– Не знаю, Джим, может быть, сейчас работа – лучшее для тебя лекарство.

Сенатор пожал плечами.

– Вероятно, ты прав. Но все равно, дай мне пару деньков… Слушай, Крэйг, я слегка сегодня перебрал. Твой малый не мог бы мне такси вызвать? Если сенатора остановит дорожная полиция, будет как-то неловко.

Губернатор расплылся в улыбке и взглянул на часы.

– Нет проблем. Мой водитель должен отвезти секретаря в аэропорт, а он наверняка раньше чем через час не уедет. Ему еще раза четыре захочется выпить бренди.

* * *

Сенатор вошел в свой дом, который с полным основанием можно было бы называть дворцом. В молодые годы сенатор сделал состояние на недвижимости. Хотя его собственные вкусы были незамысловаты, Хэрриот, при всех ее несомненных достоинствах, любила размах. Проходя по огромному холлу, отделанному мрамором, он снова подумал о том, что надо бы этот дом продать и купить себе что-нибудь поменьше.