— Я была знакома с Питером Морсом во время той истории с Фланном Макилроем, и вы знаете, что я ничего ему не сливала. Выбор за вами, шеф, верить мне или нет, но хотелось бы надеяться, что сомнения будут истолкованы в мою пользу.
Роган откинулся на спинку стула:
— Вы сказали, что репортер спрашивал, была ли Челси Харт обрита? Вот видите, это же чушь. Никто из видевших девушку не ляпнул бы такого. Это работа Майерса. А газетчики наверняка получили это через третьи-четвертые руки.
Элли и сама подумывала, не указать ли на эту неточность, но из уст Рогана это прозвучало гораздо убедительнее. Ей было трудно сосредоточиться, поскольку сознание занимал лишь один вопрос: почему Питер ни словом не обмолвился об этом вчера вечером?
То ли им удалось убедить Экелса, то ли он решил согласиться, что его подозрения нельзя доказать, но он продолжил:
— В любом случае я велел пресс-службе не давать никаких комментариев по делу Майерса. И жду, что вы оба поступите так же. Я только что говорил по телефону с Саймоном Найтом, чтобы ввести его в курс дела, и заверил, что у нас все под контролем. Шумиха вокруг процесса Майерса нужна нам меньше всего.
Экелс схватил лежавшую на столе раскрытую газету и швырнул детективам.
— И вот такое, разумеется, нам тоже не на пользу.
Это был экземпляр утренней «Нью-Йорк сан». Большую часть полосы занимала фотография, сделанная, когда Элли и Роган вели Джейка Майерса из патрульной машины на опознание.
Однако Экелс постучал мясистым пальцем по заголовку статейки поменьше: «Новое столкновение подруг жертвы с криминалом Нью-Йорка». Элли пробежала глазами первый абзац. Накануне днем, когда Джордан Маклафлин и Стефани Хайдер сидели на ступеньках Музея Метрополитен, вооруженный грабитель вырвал у них сумочки и скрылся в Центральном парке.
— О боже, — расстроилась Элли. — Девочки и так натерпелись, а тут еще такое.
— Хотите сказать, что вы этого не видели? — спросил Экелс.
— Я была занята, — сообщила Элли. Хотя сегодня утром она постаралась ознакомиться с публикациями по делу Челси Харт, однако эту колонку не заметила.
Экелс выжидательно посмотрел на Рогана.
— А я только что пришел, — заверил тот. — У меня были кое-какие личные проблемы, которые пришлось отложить из-за суеты с этим делом.
— А почему мы вчера об этом не узнали? — удивилась Элли. — Мы провели с девочками довольно много времени.
— Они сообщили об этом охране музея, — сказал Экелс. — Музей перебросил дело в участок Центрального парка, где дежурный принял заявление, даже не подумав связаться с нами.
Элли покачала головой.
— Я сейчас же позвоню девушкам.
Экелс остановил ее:
— Уже сделано. Пресс-служба направила к ним адвоката, чтобы уточнить размер причиненного ущерба. Убедиться, что они заблокировали свои кредитки, и все такое. Сегодня утром, немного позже, они улетают, и мы доставим их в аэропорт. Они уже более чем готовы отправиться домой. Просто обещайте: вы сделаете все возможное, чтобы таких дерьмовых сюрпризов больше не было.
Элли и Роган разом кивнули. Элли начала понимать почерк Экелса: лейтенант любил выпустить пар, но обычно остывал раньше, чем заканчивалось совещание.
К сожалению, она не была готова его закончить. Простой и сложный способ. Если бы одно решение полностью равнялось другому, она предпочла бы простой способ. Однако в этом случае обходных путей не было. Ей не хотелось быть полицейским, которому и через двадцать лет после оправдания невиновного будет страшно бросить вызов традиционному образу мысли.
— Простите, сэр. Еще кое-что, раз уж мы здесь. Нам на «горячую линию» позвонил один человек, у него убили дочь; дело тогда закрыли. Она тоже была была подвыпившая, ее убили в двухтысячном, в Нижнем Ист-Сайде.
— Так перезвони ему и любезно побеседуй.
— Я уже это сделала. Но вот в чем дело. Его дочери тоже отрезали волосы. И если эта подробность в деле Челси всплывет, он увидит сходство.
— Он увидит сходство или ты? — метнул в нее раздраженный взгляд Экелс, затем переменился в лице, видимо, сообразив, что она имеет в виду. — Только, пожалуйста, не говори мне, что именно этим делом Макилрой доставал меня несколько лет назад.
— Возможно, — призналась она. — Он рассматривал три разных дела. Все — молодые блондинки, все убиты поздней ночью, у всех, возможно, что-то сделали с волосами.
— Ударение на «возможно». Как, впрочем, и в слове «невозможно». Ты точно блудное дитя Макилроя. Дело, которое я вел, насколько я помню, совсем не подходит под этот почерк.
Читать дальше