— На Востоке иголкам учат шесть лет, — перебил Архивариус. — У нас — двухмесячные курсы. На Востоке используют деревянные, костяные, золотые, серебряные иголки. У нас — универсальную стальную, утвержденную Минздравом.
— Зря смеешься. Костик все это не хуже тебя знает. Он китайский выучил, английский у него как родной. Я, когда ассистировал в «Шестом чувстве», вывел его на узкоглазых, настоящих асов по пульсовой диагностике. А еще раньше он со мной к Фаму ходил, я сегучо изучал, а Костик из вьетнамца тем временем секреты точечного массажа выуживал. Он и травами лечит, и иридодиагностику освоил. В прошлом году, весной, я с температурой свалился, так он меня за день выходил, представляешь?
— Где он работает, твой Костик?
— Ты не поверишь — в поликлинике. Альтруист! Его во всякие буржуйские больницы зовут, он там консультирует за бабки время от времени, однако районную лечебню ему влом бросить, представляешь? Божий человек, уникум!.. Ох, черт!.. Блин, почки проклятые, то не болят, а то... Ладно, Архивариус, давай завязывать с трепотней, лягу я, полежу...
— Ложись. Костик Костиком, но и я подумаю, как бы тебе помочь.
— Спасибо.
— Я позвоню.
До того как в дверь позвонил старинный друг Костик, Игнат валялся полтора часа. Костик опоздал. Оно и понятно — за окном неожиданно разбушевалась метель. Очумевший от ледяного ветра снег бился в оконные стекла, точно мохнатые хлопья просились их впустить в дом, мечтая растаять и потечь весенними ручьями. Весь облепленный снегом, Константин долго отряхивал за порогом утепленную джинсовую куртку, отправив открывшего ему дверь Игната обратно в койку.
Однажды, еще в старших классах школы, Костик заковал себя в джинсовую униформу, да так и ходил в ней до сих пор, оставаясь верным лейблам «Ливане». В семнадцать лет, отрастив усики а-ля молодой Пол Маккартни, Костик никогда их не сбривал. Если он слушал музыку, то группу «Дип Перпл», если отдыхал, то в Судаке, если выпивал, то коньяк «Белый аист», курил до сих пор болгарские сигареты. Костик был консерватором во всем, кроме своей профессии, как профессионал он постоянно рос и совершенствовался.
— Костик, внимания на бардак не обращай, ладно?
— Лежи, не вставай!.. Да уж, беспорядок в комнате образцово-показательный. — Костик огляделся, засучил рукава джинсовой рубахи. — Переворачивайся на живот. Здесь больно?
Костик мягко шлепнул ребрами ладоней по почкам.
— Немножко. Почти не чувствую.
Костик шлепнул посильнее.
— Так чувствую. Больно, но терпимо.
— Здесь? — Доктор обхватил плечо пальцами, стиснул.
— Плечи-то, блин, на фига тискать?!
— Больно?
— Да.
— Потеря аппетита накануне имела место?
— А... а, пожалуй, что имела. Позавчера вечером мотался по городу, жрать хотелось — ужас, а вчера...
— Понял тебя, молчи. Здесь больно?
— Ой!.. Отпусти пятку, садюга!.. Слышь, Айболит, ты почему меня про ухо не спрашиваешь? Вчера каждый приставал, чего у меня с ухом, а ты... Ой! Полегче, икроножные мышцы не железные!..
— Больно, понял... Про ухо не спрашиваю потому, что вижу — с ухом ничего опасного. Здесь тоже больно?
— Ай!..
— Лежи, отдыхай пока. Я позвоню?
— Не вопрос, звони, конечно.
Костик взял трубку радиотелефона, отстучал номер, отошел к гладильной доске. Ему ответили, и Костик заговорил не по-русски, мешая английские и, кажется, китайские слова. Говорил недолго, больше слушал. Разговаривал смешно — раболепно как-то, с придыханием. Когда телефонные переговоры закончились, Игнат не удержался, вставил шпильку:
— Умеешь к иностранцам подлизываться. Ты, часом, в школьные годы тайком от нас, друзей-однокашников, фарцовкой не занимался?
— Ты все такой же, Сергач — Серый Грач, с годами не меняешься. Ты что, и в морге будешь санитаров смешить, Игнаша? — парировал Костик. — Завещай себе на могильной плите вместо эпитафии анекдоты выбить, советую как врач.
— Шуточки у тебя...
— Как и у тебя.
— Согласен, шутки идиотские. Ладно, пошутили, и будет. Каков диагноз, доктор? Жить буду?
— С точки зрения западной медицины, ничего страшного с тобою не происходит. Острый пиелонефрит, в худшем случае. Я практически убежден — возьмем у тебя анализы, и они не будут особенно паршивыми. Дела твои плоховаты с точки зрения медицины Востока. Обычно нечувствительные зоны реагируют болью, раз. Понижение аппетита перед приступом, два. Гоношишься, пытаешься выглядеть бодрячком, три.
— Это-то при чем? В смысле, что гоношусь, приободряюсь?
Читать дальше