Миккель Биркегор - Через мой труп

Отступив на шаг назад, я разглядывал лежащую передо мной книгу. Сердце в груди забилось сильнее. Внезапно вернулось ощущение, будто за мной следят. Мне казалось, что некто, сидящий в каком-то помещении перед множеством мониторов, внимательно наблюдает за каждым моим движением, отмечая малейшее изменение выражения лица, и вслушивается в каждый звук, улавливаемый невидимым мне микрофоном. На некоторых экранах видны кривые, показывающие мой пульс, специальные сенсоры фиксируют интенсивность потоотделения и температуру тела, а забавный смайлик на одном из них демонстрирует изменение моих эмоций.

В настоящий момент смайлик был объят ужасом. Он напоминал картину Эдварда Мунка «Крик».

Я, правда, не кричал — был для этого слишком испуган.

За минуту до того как открыть дверь, я был готов пойти в полицию и обо всем там рассказать, несмотря на риск быть арестованным по подозрению в убийстве, и с достаточными на то основаниями. Я даже успел настроиться на долгие и мучительные допросы в мрачной камере с яркой чертежной лампой на столе, с хорошим полицейским, плохим полицейским и прочей непременной атрибутикой.

Вид книги одним махом изменил все мои планы. Еще до того, как открыть ее, я понял, что не стану обращаться в полицию. Сделанная мной находка означала, что отныне я никому не смогу рассказать о произошедшем. Когда в гостинице «БункИнн» я обнаружил книгу с фотографией Линды, то подумал, что это дает мне преимущество, что я сумею вычислить следующий ход убийцы и как-то ему помешать, однако теперь до меня дошло, что все это время, оказывается, я играл по правилам игры, придуманной преступником. План его состоял в том, чтобы я встретился с Линдой и сам способствовал созданию ситуации, при которой труп ее должен был обнаружить именно я.

Однако игра еще не закончилась. Об этом говорила книга. Ее наличие означало, что сам я здесь уже ничего не решаю. Оставалось лишь следовать проложенным убийцей маршрутом, причем до тех пор, пока его самого это забавляет.

Снаружи весело чирикали птицы. Проникающий в открытую дверь свежий, теплый ветерок составлял разительный контраст струящемуся из гостиной запаху смерти.

Я оторвал наконец взгляд от книги и посмотрел на улицу. Там никого не было. Если не считать пения птиц, квартал, казалось, вымер, лишь ветки деревьев шевелились на ветру, роняя на асфальт осенние листья.

Я медленно шагнул вперед и опустился на колени. Не сводя глаз с улицы, нашарил книгу, взял ее в руки, поднялся, потихоньку закрыл дверь и запер ее. Звуки птичьего пения разом умолкли.

Пройдя обратно в гостиную, я сел в кресло. Тело Линды висело спиной ко мне, как будто она с презрением отвернулась. Я дрожащими руками перевернул книгу и убедился, что был прав. Дешевое издание «Внешних демонов» карманного формата, по-видимому, совсем новое, как и другие книжные приветы, оставленные мне убийцей.

Примерно посередине внутрь была вложена фотография. Когда я ее вынул, у меня перехватило дыхание.

Если бы я не встретил Иронику на ярмарке, то не сразу узнал бы на фотографии свою дочь. Она выглядела очень взрослой — в той слегка напускной манере, которой следуют все дети, стараясь копировать родителей. Веки ее были накрашены, на щеках видны следы румян. Волосы взлохмачены, однако при этом настолько расчетливо, что создавалось впечатление уложенной прически. Голубые глаза смотрели с вызовом, едва ли не дерзко. На заднем плане висело какое-то покрывало или гардина. Освещение было простым, однако чувствовалось, что это — работа профессионала. Больше всего карточка напоминала школьную фотографию.

Я перевернул ее. С обратной стороны было указано имя фотографа — Ингер Клаусен, а также название фирмы — «К-фото» и номер телефона. Клянусь, в тот момент я всей душой возненавидел эту Ингер Клаусен только за то, что она в свое время посмела взглянуть на мою дочь.

Положив книгу и фотографию дочери на журнальный столик, я закрыл лицо руками. В груди у меня родился и начал нарастать неприятный глухой и раскатистый звук. Сдерживать его становилось все трудней и трудней — сотрясая все тело, он неудержимо рвался через горло наружу, превращаясь во всхлипы. Горько рыдая от отчаяния и сознания собственного бессилия, я весь дрожал.

Внезапно руки мои сами собой сжались в кулаки, я вскочил и издал истошный вопль, гулко прокатившийся по всему дому. Звук получился столь громким, что я даже сам испугался, однако вместе с тем ощутил такое облегчение, что продолжал кричать, пока хватило воздуха в легких. По щекам у меня ручьями лились слезы, из горла вырывалось рычание, переходящее в сипение и хриплый плач.