Андреас Винкельман - Слепой инстинкт

— Потому что мне нужна твоя помощь… — Макс посмотрел тренеру в глаза.

— Какая?

Унгемах вкратце пересказал ему разговор с комиссаром.

— Это странно, — помолчав, заметил он, — но Готтлоб думает, что речь идет о том же преступнике, который похитил Сину.

— Но ведь прошло так много времени…

Макс пожал плечами.

— С этими извращенцами ничего нельзя исключать. Комиссар обратила внимание на то, что девочка в интернате была того же возраста, что и Сина… Кроме того, они похожи внешне. Рыжие волосы, светлая кожа, веснушки… Как бы то ни было, комиссар не верит в то, что это совпадение. Поэтому она хотела поговорить со мной. Она надеялась, что я вспомню что-то, десять лет назад казавшееся неважным. Или что-то, о чем никто так и не спросил. Но, к сожалению, я не смог ей помочь.

— Полиция подозревает кого-нибудь? Есть какие-то зацепки?

— Комиссар говорит, что никаких, но разве она мне расскажет, учитывая мое прошлое?

— Наверное, нет, — Колле пожал плечами.

— Наверняка не расскажет. И поэтому мне нужна твоя помощь.

— В чем? Ты же ничего не можешь сделать. Это задача полиции.

— Я предпочел бы сам допросить этого ублюдка. Сам, без полиции. Хочу взять пару дней отпуска и поехать туда. Может быть, что-то узнаю. Но мне нужна твоя помощь. Я хочу выяснить, из какого интерната пропала та девочка. Кроме того, тебе, возможно, придется подтвердить, что я в определенное время был в спортзале. Если все завертится, понимаешь?

Колле смерил его задумчивым взглядом, а потом протянул подопечному сжатую в кулак руку.

— В бой!

Вода стекала по ее телу, заливала голову, шумела в ушах. Последние три часа Франциска мечтала о душе. Одежда и волосы пропитались мерзкими запахами из дома Кюля, и девушка чувствовала себя грязной и липкой. Она простояла под душем дольше, чем обычно, закрыв глаза и наслаждаясь чувством отгороженности от окружающего мира. В конце концов Франциска прикрутила кран горячей воды, устроив себе контрастный душ. Она надеялась, что это развеет свинцовую усталость, сковавшую тело этим вечером. Чувствуя, что уже замерзает, девушка выключила воду и, выбравшись из узкой кабинки, завернулась в пушистое полотенце. По сравнению с наполненной паром ванной в гостиной было прохладно, но Франциске это не мешало. Она всегда предпочитала холод жаре. Возможно, так устроены все люди с белоснежной кожей: на солнце Готтлоб мгновенно обгорала.

Она покосилась на часы. Уже девять. Может быть, позвонить родителям? Конечно, с воскресенья ничего не изменилось. А вдруг папу раздражает то, что она стала звонить каждый день? Ему не нравилось, когда кто-то обращал внимание на его болезнь.

— Рак, — тихо прошептала Франциска. — Рак!

Ей трудно было произнести это слово. Когда она вспоминала о болезни отца, ей казалось, что какая-то гадость уже поселилась и в ее внутренностях. Нужно провериться, да поскорее. Не откладывать это на потом. Существует теория, согласно которой рак — это наследственное заболевание. Отец ничего не говорил об этом, но ведь никогда не знаешь, когда в тебе начнет расти злокачественная опухоль.

Франциска чувствовала себя изможденной. Усталость никуда не делась, и даже душ не помог. Взяв из холодильника пиво, девушка уселась на диван. Сейчас она думала о боксере, Максе Унгемахе. Его судьба не выходила у Франциски из головы. Еще в юности Макс перенес такую травму и, наверное, так и не оправился от нее. Мышцы и успех были бинтами на этой ране, и если не знать, что искать, то и не увидишь этих шрамов. Франциска полагала, что увидела боль в его душе. В его глазах. Во время того откровенного разговора в его взгляде отсутствовала уверенность. В этих темных глазах Готтлоб увидела маленького мальчика, который не смог уберечь младшую сестренку. Как можно жить с таким бременем? Может быть, с тех пор он и сражается так, словно готов вступить в бой со Вселенной? Безнадежная борьба, заставившая Макса стать одним из лучших боксеров в мире.

Франциска не знала, жалеет ли она Унгемаха или ему удалось задеть какую-то неведомую струну в ее душе, заставить ее почувствовать то, чего она не ощущала уже пять лет. Проклятье, пять лет без парня! Профессия полицейского делала Готтлоб одинокой, ведь в ней росло недоверие к людям, а сама она становилась все более сложной личностью. Какой мужчина захочет связываться с женщиной, ожидающей от людей всего, чего угодно? Любой жестокости, любой подлости… Это не лучшее основание для романтических отношений.