Дэвид Моррелл - Лига «Ночь и туман»

— Прочитала?.. — спросила Эрика. Глядя на дневник, она потянулась к нему, но потом отдернула руку, как от чего-то гадкого.

— Да, дневник, — сказала женщина. — Авидан, его родители, сестра и два брата жили в Мюнхене. В тысяча девятьсот сорок втором, когда началось истребление евреев, нацисты арестовали их и отправили в Дахау. Лагерь был всего в двадцати километрах от их дома. Это не был лагерь смерти, хотя, судя по тому, как его описывает Авидан, разница невелика. Он и его родственники работали как каторжники вместе с другими заключенными на фабрике, где шили амуницию. Их почти не кормили. Почти не оставляли времени для сна. Не было никаких санитарных условий. Вместо туалета — простая канава. Вода заражена. Крыши бараков протекали. Там было полно крыс. Два года они работали на победу Гитлера в войне. И один за другим умирали. Первая — мать Авидана, она надорвалась на фабрике и умерла. Однажды утром отец Авидана не смог подняться с пола, эсэсовец выволок его из барака и застрелил на глазах у других заключенных. Его тело лежало на площади для построений три дня, а потом заключенным приказали положить его на тележку и отвезти к яме для захоронений за лагерем. Потом десятилетняя сестра Авидана умерла от чахотки. Его старший брат передвигался не так быстро, как хотелось бы охраннику, и ему размозжили дубинкой череп. Оставшийся брат сошел сума и вскрыл себе вены щепкой от бревна. Авидан же твердо решил выжить. Незаметно для других он умудрялся отдыхать во время работы и копил силы. Он ел жуков, мух, пауков — все, что мог найти в лагере. И он победи л. В сентябре сорок четвертого он оказался в группе заключенных, которых отправили перевозить из города еду и выпивку для какого-то праздника нацистов. У грузовика спустила шина. Произошла заминка, и заключенные бежали. Эсэсовцы быстро пришли в себя и открыли огонь. Троих из четырех убили. Четвертым был Авидан. На него так подействовало ощущение свободы, что у него открылись резервы, о которых он и не подозревал. Он воровал продукты. Спал в стогах сена. И все время шел. Дахау — в ста километрах от Швейцарии. В дневнике Авидан не описывает, как он пересек границу, но он дошел до нейтральной территории и продолжал двигаться дальше, все еще не уверенный, что в безопасности. В конце концов, здесь он нашел себе пристанище. Я и мой бывший муж купили эту ферму в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Я понятия не имею, кому она принадлежала во время войны. Но кто бы тогда здесь ни жил, однажды они нашли в сарае Авидана. Они поняли, в каких он был обстоятельствах, посочувствовали и разрешили остаться в домике. Они снабжали его продуктами. Он жил здесь с октября сорок четвертого до конца воины, то есть до следующего мая, а потом уехал в Палестину.

Женщина замолчала. В комнате повисла звенящая тишина. Сол был так поглощен ее рассказом, что ему потребовалось какое-то время, чтобы осознать смысл последних слов женщины.

— Пришел сюда в октябре сорок четвертого? — Солу стало жарко. — Но разве вы не говорили, что он вернулся в прошлом году в…

— В октябре, — сказала женщина. — Судя по тому, что он пишет о перенесенных им испытаниях во время войны, я сомневаюсь, что это простое совпадение. Прошлое всегда было с ним. Что-то подтолкнуло его вернуться сюда. Дневник написан так, что кажется, он не просто вспоминает, а заново переживает все это.

— Это преследовало его, как наваждение… — Эрика вздрогнула.

— Как и твоего отца, — сказал Сол. В присутствии хозяйки он не стал у поминать о фотографиях, которые они обнаружили в подвале венского дома.

— Но вы сказали, что Авидан уехал отсюда в мае сорок пятого, в конце войны, — сказала Эрика. — Однако в этот год он ушел в феврале. Не совпадает.

— Если только он не собирался уйти в мае, — сказала женщина, — а что-то заставило уйти его раньше, так же как что-то заставило его вернуться сюда. Он ушел, не предупредив меня, и ничего с собой не взял. Решение, наверное, пришло неожиданно.

— Или кто-то неожиданно принял такое решение за него, — сказала Эрика. — Подозреваю, с моим отцом кто-то тоже мог так поступить.

— Его похитили? — спросила женщина.

— Возможно, — вздохнула Эрика. — У нас все еще недостаточно информации.

Через открытые окна Сол услышал гудение приближающейся по дороге машины. Звук стал громче. А потом вдруг стих.

У Сола напряглась спина. Он вышел из кухни и осторожно встал у окна, глядя на площадку перед террасой. А открытых воротах, на грязной, незаасфальтированной дороге, ведущей к дому, стоял черный “рено”. Внутри Сол разглядел три силуэта.