Филипп Ле Руа - Последнее оружие

И зажмурился от яркого солнца, заливавшего деревню. Инстинкт самосохранения приказывал ему бежать. Голый, оглушенный, едва стоящий на ногах, он протащился метров сто, пока земля не ускользнула из-под ног. Он заполз в тень акации.

Взрыв «фолкона» отбросил его на тысячу футов вниз и на тысячелетия назад, в какое-то эфиопское племя. Со своего места он видел рыбаков, вытаскивавших сети на кроваво-красный берег. Дети вгрызались в рыбу зубами, потрошили, счищали чешую, разрывали на части и выбрасывали внутренности в воду. Чайки, бакланы, пеликаны, сарычи, коршуны с жадностью кидались на рыбью требуху. Их пиршество заменяло большую уборку. И все это клохтало, вопило, курлыкало, трещало, клекотало, щебетало, пищало, налетая чередующимися волнами. На одном из деревьев, казавшемся пернатым, ожидала своей очереди стая ибисов.

Натан прикоснулся рукой к щеке, пытаясь определить, сколько времени провел здесь. Судя по щетине, дня два.

На обитателях деревни были грубо скроенные грязные штаны и сувенирные майки из Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Западное влияние ограничивалось только этим тряпьем. Никакой рекламы кока-колы, никакого боевого оружия, никаких мобильных телефонов. Натан отметил также отсутствие хвастливых знаков отличия и боевой раскраски. В целом впечатление было хорошим. Главным событием дня сегодня было возвращение с рыбалки. Освободив суденышки от трепещущего, вертлявого груза, их вытащили на берег и составили в ряд. Детвора и женщины занялись починкой сетей. Закончив работу, дети рассыпались под деревьями, чтобы поиграть. Женщины понесли очищенную рыбу, чтобы сушить или жарить. Берег опустел. Прочих птиц сменили марабу, довершая уборку. Деревня жила в полной гармонии с окружающей природой. На экосистему никто не посягал. Эти мирные картины напомнили ему о его собственной участи. Его похудевшее тело было покрыто совсем недавно зарубцевавшимися ранами. Значит, его лечили. В своей галлюцинаторной полукоме он принял лечение за пытку. Эти люди не хоте ему зла. Они спасли ему жизнь.

Солнце мало-помалу тонуло в озере. Над хижинами поднялись дымки. Зловоние перекрыл запах жареной рыбы. Его желудок сжался, напоминая ему, что он давно не ел. Он решил пойти к приютившему его племени. Медленно поплелся к центру деревни, встретил по пути улыбку девочки в красном, которая несла вязанку хвороста. И тут дети облепили его со всех сторон, их становилось все больше, они кричали и смеялись. Вскоре к ним присоединилась группа мужчин. Женщины в бусах толкли перед хижинами зерно в ступах, высохшие старики играли в камешки, девочка-подросток разливала воду по глиняным горшкам. Его пригласили сесть у очага, увенчанного огромным вертелом с нанизанной рыбой. Посыпались непонятные фразы, приветливо засверкали щербатые улыбки. Натан сымпровизировал язык жестов. Вопросительно показал на луну. Какой-то старик оттопырил три пальца.

Он провел тут три ночи.

Карла нервно почесала руку. У нее началась ломка. Запертая в клетке, вынужденная жить сидя, голая, как зверь, она постепенно утрачивала все человеческое. Решетку открывали только для того, чтобы сунуть ей миску сероватой размазни или вытащить ее наружу. Дюжину раз на дню тюремщик волок ее в комнату с топчаном и грязным тюфяком. Там мужчины ее насиловали. Потом возвращали в клетку и вкалывали ей дозу героина. Карла снова почесалась. Она нуждалась в дозе, чтобы не чувствовать боли, не страдать от ожогов, когда ей тыкали сигаретой в подошвы или меж бедер, чтобы забыть беспрестанные проникновения. Но ее палач медлил. Услышав наконец его тяжелые шаги, она испытала почти облегчение. Через час ей станет лучше.

Под небом, населенным пестрыми птицами, Натан шел по тропе через каменистые холмы. Он покинул племя до того, как мужчины ушли на рыбалку, дети – в школу, а женщины – в поля. Тропа привела его к другой пасторальной деревне, притаившейся под пышной растительностью. Вдоль ручьев паслись козы и коровы. Он подошел к одному из пастухов и нарисовал на земле машину. Пастушок показал рукой на восток.

Натан углубился в лес, кишевший даманами и сурками. Над ним прогудела большая металлическая птица, распугав всех остальных. Вертолет. Вскоре он вышел на поляну. Два человека грузили ящики в кузов машины. Третий копался под капотом джипа. К нему-то он и обратился по-английски. Эфиоп посмотрел на него так, словно никогда не видел белого. Натан жестами изобразил свое желание выбриться на ближайшую дорогу. Негр ткнул указательным пальцем в сторону грузовика. Натан посмотрел на палец. Тот был наманикюренным, с золотым перстнем. Оттуда Натан перевел взгляд на запястье с «Ролексом», потом на рукоятку пистолета за поясом и, наконец, на сверкающие ботинки «Док Мартенс». Направился к грузовику, стараясь не терять из виду того, что творилось у него за спиной. По словам одного из грузчиков, наряженного в рубашку от Версаче и лопочущего по-английски, ближайшая дорога проходила в пяти километрах и никак с этой поляной не соединялась, хотя почему-то именно тут был устроен перевалочный пункт.