Филипп Ле Руа - Последнее оружие

– Пустите, – сказала Галан, которую француз все еще держал за руку.

– Не будете же вы брать такси ради каких-то пятисот метров!

Но она уже села в освободившееся такси. Машина тронулась, вздымая брызги. Не сводя с нее глаз, Себастьен вдруг сообразил, что забыл договориться о встрече. Он бросился вдогонку. Пробки и огни светофоров играли ему на руку. Он бежал что было мочи по скользкой мостовой Конститьюшн-авеню, пока не налетел на багажник такси. Ухватился за ручку и распахнул дверцу. На заднем сиденье было пусто.

Створки окна ударили о стену. В комнату ворвался ветер с дождем. Сильви отложила очки и встала из-за компьютера, чтобы закрыть окно. Недоумевая, откуда взялся сквозняк, вдруг заметила мокрые следы на коврике у входа. В дом кто-то проник. До нее донесся звук телевизора, а ведь она его выключила, посмотрев новости по Си-эн-эн. Сильви запустила руку в корзину для зонтов. Именно там она держала свою «беретту», с тех пор как на нее напал бывший пациент, выпущенный из психиатрической лечебницы. Она сняла пистолет с предохранителя, передернула затвор и прислонилась к стене. Потом сделала глубокий вдох и ворвалась в гостиную, целясь в мужчину, развалившегося перед экраном, где транслировали футбольный матч.

– Проклятье, Сильви, ну ты меня и напугала!

– Какого черта ты тут делаешь?!

Ее бывший муж замямлил:

– У тебя спутниковая антенна, а у меня ключи остались, понимаешь, очень важная игра, я думал, ты спишь, мс хотел будить…

– Кажется, я вполне ясно высказалась. Каждый живет у себя.

– Ты могла бы не тыкать в меня этой штукой?

– Ты сейчас поднимешь свою задницу, отдашь по-хорошему ключи и без единого резкого движения направишься к выходу.

– Ты такая же чокнутая, как и те, на кого охотишься. Бедняжка Сильви.

– Потому ты меня и бросил, верно?

Можно ведь остаться в добрых отношениях.

– Особенно когда футбол показывают! Неужели во всем Брюсселе больше негде «Евроспорт» посмотреть и надо вламываться ко мне среди ночи?

– Лишний повод побыть вдвоем.

– Ищи меня в другом месте.

– И ты рассчитываешь заново начать жизнь? В пятьдесят один год?

– Спасибо, что напомнил о моем возрасте. Вон!

Ален неохотно подчинился. Проходя мимо нее, предпринял последнюю попытку обольщения. Скосил взгляд сверху вниз и приподнял бровь, чтобы возродить у Сильви хоть крохотную искорку той влюбленности, которую зажег когда-то. Полный провал. Почувствовав ствол под подбородком, он перестал корчить из себя соблазнителя и, пятясь, убрался восвояси. Сильви закрыла дверь на замок, плеснула себе виски и села на диван. Перед ней на экране бегали за мячом миллиардеры в трусах, спонсируемые каким-то гипермаркетом. Их передвижения комментировала парочка истеричных журналистов. Она переключила на Си-эн-эн. Соединенные Штаты собирались ратифицировать Киотский протокол. Зазвонил телефон. Она бросила взгляд на часы.

– Алло!

– Это Кристиан. Я тебя разбудил?

Комиссар Тайандье. Она его успокоила:

– Когда не останется больше психопатов, я засну как убитая. Тогда и сумеешь разбудить меня ночью.

– Когда не останется больше психопатов, я позвоню тебе в приличное время. Только чтобы спросить, как поживаешь.

– Очень мило, особенно со стороны бывшего любовника.

– Мне не нравится слово «бывший».

– Как там в Париже?

– Нам тебя не хватает.

– Дело Аннабель Доманж?

– Точно.

– Я как раз над ним работала.

Вернувшись из Парижа в Брюссель, Сильви Бач пыталась проанализировать сцену исчезновения и сопоставить с данными из своих архивов.

– Надеюсь, у тебя уже есть что-нибудь. Завтра меня вызывают в Елисейский дворец.

– Президент?

– Пахнет делом государственной важности.

– Я подсчитала: во Франции за последний месяц бесследно исчезли двенадцать молодых женщин.

– И твое заключение?

– У меня его нет. Зато ты мне только что подкинул важную деталь.

– Какую?

– Исчезновение Аннабель беспокоит вашего президента.

Тайандье пересек двор Елисейского дворца под выглянувшим наконец солнцем. Секретарь проводил его в кабинет главы государства. Комиссар впервые оказался так близко к президенту. И впервые видел его в таком состоянии – осунувшееся лицо, распущенный галстук, табачный запах.

– Присаживайтесь, комиссар. Хотите выпить чего-нибудь?

– Нет, благодарю, господин президент.

Глава государства встал и присел на край письменного стола, скрестив руки. Беседа становилась все менее официальной.