Они расположились в кабинете директора, куда и проводила Мэллоя мисс Берлини. Ханс Гётц занял стратегическую позицию за огромным письменным столом девятнадцатого века — вполне в стиле всего здания. Николь Норт и Роланд Уиллер сидели лицом к нему. Уиллер и Гётц встали, когда вошел Мэллой, представились и по очереди крепко пожали ему руку — в европейской манере. Гётц оказался невысоким аккуратным человечком с ежиком седых волос и румяным лицом. Улыбка самая дружеская, манеры безупречны. На столе царил невиданный порядок, все скрепки на бумагах повернуты в одну сторону — очевидно, Гётц придавал большое значение мелочам. Мэллою сотни раз доводилось видеть такой тип человека — в кафе, ресторанах и барах финансового центра. Жизнерадостная, уверенная в себе порода людей, ровно до тех пор, пока все идет так, как они планировали. Фасад тут же терял всю привлекательность, как только случались неприятности. Словом, типичный швейцарский банкир.
Роланду Уиллеру было за шестьдесят — просто воплощение английской самоуверенности. Высокий господин с прямой спиной, серебристыми волосами и темным загаром, кажущимся столь естественным и привлекательным. Если верить тому, что прочел о нем Мэллой, у Уиллера была зимняя резиденция в Каннах и еще одна, на юге Испании. Мэллою понадобилась всего секунда-другая, чтобы понять: этот господин наделен особым даром — заставлять богатых покупателей поверить своим суждениям. Несмотря на всю свою изысканность, в душе он прежде всего был дельцом. Он заботился о других. Он давал советы. Он шел на мелкие уступки, чтобы заставить клиентов доверять ему, когда речь пойдет о крупной покупке. Уиллер, подумал Мэллой, быстро схватывает и оценивает ситуацию, улавливает малейшие оттенки выражения на лицах заказчиков, никогда не проявляет гнева, всегда невероятно внимателен. И очень богат, благодаря праведным своим трудам.
На Уиллере был костюм угольно-черного цвета, золотая булавка для галстука, такие же запонки в манжетах. Даже по цюрихским стандартам выглядел он очень хорошо. Но самой характерной чертой этого дельца от искусств Мэллой счел его манеру обращения с мисс Берлини. Николь Норт — клиент. Ханс Гётц — директор банка. Мэллою должны доверить целое состояние. Таким образом, все они заслуживали его внимания и уважения. А вот мисс Берлини была всего лишь мелкой сошкой. Но несмотря на это, он обращался с ней как с уважаемым партнером по бизнесу, и не из простой учтивости. Она, подумал Мэллой, чем-то заслужила уважение Уиллера. Трудно было сказать, что за отношения связывали их, но ясно одно: Уиллер не впервые имеет дело с Гётцем и его помощницей.
Сразу видно, доктор Норт многому научилась у Роланда. В каждом жесте, каждом взгляде — она избегала смотреть человеку прямо в глаза — светилось неосознанное чувство собственной исключительности. И дело не только в ее огромном состоянии: она выглядела так, словно действительно верила в то, что обладает неким моральным превосходством над другими. А еще в ее поведении проглядывала настороженность, готовность к тому, что кто-то может вдруг выхватить пистолет. Она крепко сжимала в руках пакет и всем видом давала понять, как ей хочется как можно скорее покончить с этим неприятным делом. Но этого не случится, пока Гётц не получит подтверждения, что электронный перевод денег завершен.
Пока они ждали, Мэллой говорил с банкиром и Уиллером о погоде. В Цюрихе выдалась необычайно засушливая осень, сообщили они ему. Знаком ли он с городом? Мэллой вытянул ноги, уютно откинулся на спинку кресла. Да он вырос в Цюрихе, ответил он. Сразу же возникли вопросы о его знании языка. На это Мэллой ответил на безупречном швейцарском диалекте, что его классический немецкий не на высоте, а швейцарским вариантом он владеет достаточно хорошо. Акцент и грамматика этого предложения восхитили обоих мужчин, в особенности Гётца. Чрезвычайно редко встречаются иностранцы, заметил он, которым удается так хорошо выучить швейцарский немецкий.
Уиллер согласился с ним, заговорив на классическом немецком. Он прожил в Цюрихе больше двенадцати лет, и хотя сейчас говорит на этом языке достаточно бегло, есть проблемы в понимании диалекта. Его дочь говорит по-немецки, добавил он, но лишь в случае крайней необходимости. Она предпочитает итальянский, им она владеет куда лучше, чем английским, и ненавидит немецкий еще больше, чем длинные жареные сосиски с кислой капустой. Закончив эту свою речь, Уиллер вдруг спохватился и рассыпался в извинениях перед Николь.
Читать дальше