Уоррен Мерфи - Призраки войны

Лан молча кивнула, глотая слезы.

Пальцы Римо напряглись. Ему так хотелось нажать на курок! Капитан Дай заметил выражение глаз Римо. Улыбка окончательно покинула его уродливое лицо, и на нем выступили крупные капли пота.

Наконец Римо произнес:

– Ты не стоишь этого.

Он отложил автомат и поднял руки.

– У нас нет выбора, девочка, – уныло заметил Римо.

Уже не сдерживая рыданий, Лан бросила АК-47 на землю и тоже подняла руки вверх.

– Прощай, Римо, – еле слышно прошептала она.

– Мы пока еще живы.

Солдаты окружили танк и заставили Римо и Лан спуститься с башни на землю. Их заставили встать на колени и обыскали, нет ли при них оружия. С Римо сорвали каску и бросили ее в сторону. Несколько солдат помогли капитану Даю сойти с танка. У капитана дрожали колени.

Покачиваясь, он подошел к Римо и дважды ударил его по лицу. Потом, обращаясь к командиру танка, выкрикнул по-вьетнамски какой-то приказ, и солдаты оттащили Лан прочь, в крытую пальмовыми листьями хижину. Пленников под конвоем отвели туда же.

Потом солдаты под конвоем повели Римо через весь лагерь туда, где стоял стальной контейнер размером с мусоровоз. Рядом – если только верить разносившейся во все стороны вони – проходила открытая сточная канава.

Римо опять заставили стать на колени. Дверь контейнера распахнулась, и Римо пинками и толчками загнали внутрь. К этому времени уже совсем стемнело.

Дверь захлопнулась, и слышно было, как ее заперли на засов.

Римо казалось, что он сидит в духовке печи. И плюс к тому – духота, застарелый запах человеческого пота. И кромешная тьма – лишь слабый свет пробивался сквозь отверстия, оставленные пулями в стенах контейнера.

Римо припал глазом к одному из отверстий и попытался разглядеть, что происходит снаружи. В этот момент он услышал чей-то негромкий голос и отпрянул от отверстия.

– Обычно сюда двоих сразу не сажают, – произнес голос. – Но я рад, что мне есть с кем поговорить.

– Кто тут? – спросил Римо.

– Кто-кто? Ты что, совсем с ума сошел, или тебя так хорошо обработали, придурок? Я Янгблад.

– Янгблад! – воскликнул Римо. – Дик?

– Эй! – удивленно отозвался Янгблад. – Я что-то не узнаю твой голос. Ты кто, черт тебя раздери?

– Это я, Римо.

– Э? Какой еще Римо?

– Уильямс. Сколько еще Римо ты знаешь?

– Уильямс... Римо Уильямс... – тихо произнес Янгблад, как бы пробуя свои слова на вкус. – Знал я одного парня в морской пехоте, которого так звали.

– Дик, это я.

– Докажи.

– Как?

– Дай мне посмотреть на твое лицо. Подойди вот к этим отверстиям, тут посветлее.

Римо на ощупь пробрался к стене. Глаза его уже почти привыкли к темноте, и он смог различить смутную темную фигуру, разглядывающую его недоверчивыми глазами.

Глаза приблизились к лицу Римо. Знакомые глаза. Но лицо было чужое – толще, более грубое и морщинистое, чем то, которое Римо помнил.

– Твою ма-а-ать! – протянул Янгблад. – Это ты и есть, сукин ты сын!

– А ты состарился, – заметил Римо.

– А чего бы ты хотел, кретин! – огрызнулся Янгблад. – Как-никак двадцать лет прошло. Что я тебе – портрет Дориана, мать его, Грея?

– Так значит, это и в самом деле правда?

– Что?

– Война. Она окончилась.

– А ты не слышал?

– Я как-то все не мог в это поверить, – признался Римо.

– Вон как! А что ты тут делаешь?

– Не знаю. Не помню. Я проснулся – и вот он я тут.

– Я был добровольцем, – усмехнулся Янгблад. – А про тебя всегда думал, что тебя призвали.

– Мне все говорят, что прошло двадцать лет, но я ничего не помню, кроме войны.

– Тебя что, в джунглях нашли?

– Нет. Я захватил танк. Привел его сюда. А здесь попал в ловушку. Мне навстречу выслали еще один танк.

– Старый “Т-54”?

– Ага.

– Ну, ты полный кретин! – расхохотался Янгблад. – Тебя накололи. У этой штуковины пушка деревянная. Она и рисовыми зернышками стрелять не умеет.

– Не вижу поводов для веселья, – заметил Римо.

– Извини, старина. Я здесь сижу уже так давно, что пытаюсь использовать любой повод, чтобы поразвлечься.

– А кто еще здесь?

– Нас осталось всего семеро. А было больше тридцати! Я теперь здесь старший по званию, поэтому меня и заперли в этом контейнере. Тебе тут понравится. Днем как в печке, а ночью как в холодильнике. А случилось вот что: один из пленников сбежал, вьетнамец по имени Фонг. Меня посадили в этот ящик в качестве наказания. Слушай, а уж не поэтому ли ты здесь? Тебя не Фонг послал?

– Я ж тебе уже сказал. Я не могу вспомнить, что я тут делаю. В моей голове по-прежнему шестьдесят восьмой год.