Джорджо Фалетти: Я — Господь Бог

Франция, Испания, Италия…

Именно Флоренция — итальянская — больше всего привлекла их внимание. Карен рассказала ему о ней много такого, чего он не знал, и пробудила в нем мечты, каких раньше и представить себе не мог. В то время он еще думал, будто надежды ничего не стоят, и лишь позже узнал, что, напротив, могут стоить очень дорого.

Жизни — порой.

По неистощимой иронии судьбы он так или иначе приехал во Флоренцию, только не в ту, и произошло это не так, как должно бы. Ему вспомнились слова Бена, человека, заменившего ему отца.

Время — это кораблекрушение, после которого очень трудно остаться на плаву.

Он цеплялся за плот, он с трудом возвращался к действительности после того, как пошел ко дну со своей маленькой личной утопией.

Водитель медленно подъехал к автобусной станции и остановился у обшарпанного навеса с выцветшими указателями.

Капрал остался на своем месте, ожидая, пока выйдут все пассажиры. Какая-то женщина, похоже, мексиканка, посадила на руку уснувшую девочку, в другую взяла чемодан. Ей трудно было вынести его, но никто и не подумал помочь. Парень, сидевший справа, подхватил свою сумку и, не удержавшись, взглянул на капрала еще раз.

Уэнделл решил приехать в Чилликот вечером и поэтому остановился тут, прежде чем пересечь границу штата. Здешняя Флоренция — такое же место, как и все прочие. А значит, подходящее. Сейчас годилось любое место. Из Чилликота он попробует добраться до своей цели автостопом, хотя это и непросто. Ясно, что не всякий водитель захочет пустить его к себе в машину.

Обычно люди напрямую связывают физическое уродство со склонностью к криминалу и не думают о том, что зло, дабы питаться, должно быть обольстительным, располагающим к себе, должно привлекать окружающих обещанием красоты и предваряться улыбкой. А он чувствовал себя сейчас как последняя картинка, которой недостает в альбоме с изображениями чудовищ.

Водитель, взглянув на него в зеркало заднего обзора, откуда виден весь автобус, обернулся. Капрал не стал задумываться, хотел ли он попросить его выйти или же только убедиться, что увиденное в зеркале не померещилось. В любом случае следовало действовать. Он достал из багажной сетки над креслом свой рюкзак, опустил его на плечо, придерживая матерчатую лямку рукой в перчатке, чтобы не растравить шрамы, и направился к выходу.

А водитель, удивительно похожий на Сэнди Куфакса, питчера бейсбольной команды «Доджерс», вдруг весьма заинтересовался чем-то на своем приборном щитке.

Капрал спустился из автобуса по четырем нескончаемым ступенькам и снова оказался один на вокзальной площади, залитой солнцем — тем же самым, что светит во всех уголках мира.

Осмотрелся.

По ту сторону дороги, разделявшей площадь, находилась станция технического обслуживания «Гульф», а при ней ресторанчик. Общая парковка объединяла их с «Оупен Инн», дешевым мотелем, который обещал свободные комнаты и золотые сны.

Он поправил рюкзак на плече и отправился туда, намереваясь купить себе, не торгуясь, немного гостеприимства.

И пока будет им пользоваться, сможет считать себя новым жителем Флоренции, штат Кентукки.

Мотель вопреки обещаниям оказался самой дешевой туристической гостиницей. Повсюду цвет нужды, а не хорошего вкуса.

Человек, встретивший его у стойки регистрации, — низенький, толстенький, с преждевременной лысиной, которую компенсировал длинными бакенами и усами, — никак не проявил своих чувств, когда капрал попросил комнату. Только ключи передал не сразу, а лишь получив задаток. Капрал не понял, так ли здесь принято или же к нему лично отнеслись с особым вниманием. В любом случае это не имело для него никакого значения.

В комнате с дешевой мебелью и затертым грязным паласом стоял запах сырости. Душ за пластиковой занавеской неуправляемо чередовал горячую и холодную воду.

Телевизор работал плохо, и он решил остановиться на местном канале с более четкой картинкой и терпимым звуком. Передавали фильм из старого сериала «Зеленый шершень» с Вэном Уильямсом и Брюсом Ли, который раньше шел всего один год.

Теперь, закрыв глаза, он лежал раздетый в постели. Разговоры персонажей в масках, кидающихся на борьбу с преступностью в неизменно безупречных костюмах, звучали далеким бормотанием. Он сбросил покрывало и накрылся простыней, чтобы не видеть своего тела сразу же, как откроет глаза.

Ему все время хотелось натянуть легкую ткань на голову, как накрывают трупы. Он столько видел их — лежащих точно так же, на земле, под окровавленными простынями, наброшенными не из жалости, а для того, чтобы выжившие не видели, что каждую минуту может случиться с любым из них. Слишком насмотрелся он на мертвых, столько видел, что и сам оказался в их числе — еще живой.