Франк Тилье - Проект «Феникс»

— Я побывала в вивоннской тюрьме, и тамошний психиатр всё мне рассказал. О том, что ты приезжал туда, о деле некой Евы Лутц, которое ты сейчас расследуешь. Ты тоже должен мне рассказать — ты должен открыть мне всё, что знаешь об этом.

Шарко хотел было ответить, но сдержал порыв — надо успокоить ее, надо заставить ее вернуться на север и все забыть. Как можно скорее.

— Грегори Царно мертв, Люси. Он умер и похоронен. Тебе больше нечего здесь делать. Возвращайся домой. Забудь все это раз и навсегда, живи своей жизнью.

— Ты ведь вроде бы в уголовку вернулся, да? Ну и где же твой напарник? Почему ты здесь один, ведь так не бывает, не должно быть? Ты же не по службе сюда приехал, так? Тогда зачем?

Шарко водил пальцем по краю чашки, но это ему не помогало, он боялся даже поднять на нее глаза.

— Вижу, ты не утратила своей наблюдательности…

— Зачем ты приехал сюда, Франк?

Он искал слова, чтобы парировать удар, искал, но не находил, справиться с Леблоном или Маньяном ему было бы вдесятеро легче. А стоило оказаться лицом к лицу с Люси, все внутренние барьеры пали. Молчание затягивалось, и он решился в конце концов сказать правду:

— Я приехал сюда, чтобы посмотреть Царно в глаза. Чтобы посмотреть, что сейчас происходит с этой сволочью. Но он умер…

Люси начало трясти, и она тщетно пыталась сдержать дрожь. Она любила этого человека, потом, как ей казалось, возненавидела его больше всех на свете, а сегодня ее уверенность в этом разбилась вдребезги. Значит, Франк Шарко никогда не забывал их: ее, Клару, Жюльетту. Значит, он жил с их призраками в душе, и это они подтачивали его изнутри — как болезнь, ведущая к трагическому исходу. Люси жестом показала официанту, что никакой выпивки ей не надо, и снова повернулась к комиссару.

— Тебе одному не справиться, Франк. Позволь, я помогу! Мне нужно разобраться, мне нужно знать. Мне нужно… необходимо делать хоть что-нибудь!

— Ты больше не служишь в полиции.

— В душе я оттуда не уходила и остаюсь полицейским. Нельзя отступиться от того, что в тебе есть, пусть хоть весь мир старается тебя заставить. Сделай что-нибудь, Франк. Скажи хоть, в каком направлении двигаться. Я смотрю тебе в глаза и прошу тебя. Очень прошу. Наведи меня на след, дай зацепку. То, что ты здесь, доказывает: Царно мертв не до конца, и тебе это известно.

Шарко прижал к губам кулак, как будто предстоявшее ему решение должно было иметь необычайную важность. Что за роковая случайность свела их тут сегодня, тут, так далеко от дома, под этим словно с цепи сорвавшимся дождем? Она его умоляет, она смотрит на него, как нищенка.

— Нет, прости меня, не могу. Это слишком рискованно. Мои коллеги сейчас начнут обзванивать по списку все одиннадцать пенитенциарных учреждений, где побывала Лутц, рано или поздно они доберутся до Вивонна и узнают…

— Если ты скажешь, что сам уже позвонил сюда и им звонить не надо, то ничего не узнают.

Шарко оставался непреклонным, а на лице Люси был написан гнев. Тем не менее, поднявшись, она предприняла последнюю попытку:

— Значит, ты позволишь мне уйти вот так, ничего не добившись? Даже маленького шанса получить ответы не дашь? А что я скажу Жюльетте, когда она подрастет, — что? Как я объясню ей произошедшее?

Почти выкрикнув эти слова, Люси двинулась к вешалке. Шарко, едва дыша, смотрел ей вслед, и ему казалось, что мир вокруг рушится. Он провел рукой по лицу и прошептал:

— Господи…

Мысли в его голове бешено завертелись, и, когда она уже взялась за ручку двери, он крикнул:

— Ладно!

К нему обернулись сумрачные лица завсегдатаев. Люси снова устроилась рядом с ним. Он встал, подошел к стойке, взял лист бумаги и карандаш, вернулся за столик.

— Ты могла бы освободиться прямо сейчас? На два-три дня?

Люси почувствовала, как в ней растет нечто гибельное, нечто, как ей казалось, давно утерянное: опасный азарт, который стирает в порошок все обещания, все благие намерения. Включая главное: заботиться о Жюльетте, никогда не оставлять ее одну, провожать ее каждый день в школу и встречать у школьных ворот после уроков, в тот час, когда ворота распахиваются и лица расцветают улыбками. Да попросту исполнять свои материнские обязанности. Хищница, которую она считала давным-давно умершей, оказывается, только дремала в ней и вот-вот проснется.

— Да, могу.

— Я бы предпочел, чтобы ты сказала «нет».

— Я и сама бы предпочла. Но я говорю «да».

Пауза. Последние сомнения, которые еще способны все изменить…