Я продолжал идти, дожидаясь, пока все это уляжется у меня в голове.
— А что это значит, Питер, — «он ничего не оставил»?
Дансо остановился. Мы уже дошли до кафетерия, и он стоял, положив руку на дверь, и серьезно смотрел на меня. В голове у меня снова промелькнуло странное ощущение, что он мой отец.
— Он не тронул ее, сынок, — сказал он, положив руку мне на плечо. — Почему он оставил ее обнаженной? Кто знает? Но он ее не коснулся, так что можешь об этом не беспокоиться.
Я стоял, сопротивляясь желанию его обнять, потому что огромный участок моего сознания, до этого парализованный, вдруг щелкнул и снова начал функционировать, словно айсберг, лишившийся ледяной шапки. Тут в конце коридора появились Стразерс с Анджелиной, и все сразу прошло. Следующее, что я помню, — мы в кафетерии, снимаем мокрые куртки и ищем столик возле батареи.
Дансо пил чай из кружки, сделанной из нержавеющей стали, остальные довольствовались кофе в пластмассовых стаканчиках, которыми был уставлен весь стол. Мы ели имбирное печенье, лежавшее на тяжелых белых тарелках, все еще горячих и отдающих капустой, словно их только что извлекли из посудомойки. Буфет напоминал турецкую баню, от титанов и плит поднимался пар, отчего по оконным стеклам текли струйки воды.
Нас заставили ждать. Нам скармливали обрывки информации, не имеющие ничего общего с главными новостями. Нам сказали, что, по их мнению, Дав нашел нас по взятой напрокат машине. Каким-то образом — один Бог знает как — он засек меня во время одной из поездок, возможно, около полицейского участка в Обане, и несколько дней следил за нашим номером. Нам рассказали, что такой седан видели в семидесяти восьми местах, так как символика «Селтика» над задним сиденьем, оказывается, не такая уж редкая вещь в этой части Шотландии. Нам показали крошечную заметку в «Глазго гералд», где говорилось, что полиция отказывается подтвердить или опровергнуть нападение в Думбартоне, в результате которого одна женщина оказалась в больнице в критическом состоянии.
— И это напоминает мне… — Дансо вытер губы и посмотрел на меня. — Я собирался спросить вас еще кое о чем. — Он проглотил кусок печенья. — О машине. Вы уверены, что не видели ту машину припаркованной? — Он достал из кармана пиджака шариковую ручку и, развернув салфетку, нарисовал на ней несколько пунктирных линий. — Смотрите, мы думаем, что она могла быть припаркована вот здесь. — Он нарисовал крестик на дороге, которая вела на восток через поля. — Что вы думаете?
— Не исключено. Но когда я ее увидел, — я указал на параллельную дорогу, — она была вот здесь, на этой дороге.
— Что ж, давайте поставим все на свои места. Вы ехали отсюда, — он пометил западную дорогу, — где находился ваш «нянька», остановились здесь, глядя в эту сторону, и заметили его здесь, параллельно Хамберт-Плейс.
— Да.
— Значит, он парковался или здесь, или здесь. Его мог видеть любой, кто находился на этой дороге или ходил по полям.
— Кроме вашего «няньки».
Дансо откашлялся.
— Мы просто пытаемся отследить его передвижения по кварталу.
— Потому что хотите снять с крючка своего парня?
Он вздохнул.
— Простите, Джо. Вы считаете, будто мы пришли сюда, чтобы с вами спорить. Но это не так. Наш сотрудник хочет извиниться перед вами после того, как закончится срок его наказания.
Я вздохнул и откинулся на стуле, сложив руки на груди и одарив его недоверчивой улыбкой.
— Ради Бога, не надо морочить мне голову.
— Я серьезно. Он хочет извиниться. Ему будет полезно с вами поговорить. Что вы думаете?
Я ослепительно улыбнулся сначала ему, потом Стразерсу. Кривой, фальшивой улыбкой.
— А вы как считаете? Вы что, действительно думали, что я соглашусь?
Дансо засунул палец за воротник, он явно чувствовал себя неловко.
— Да. Мы так и думали. — Он искоса взглянул на Стразерса. — Мы и не думали, что он обрадуется. Ведь так?
— Так.
— Ладно, — сказал Дансо. — Я не собираюсь давить…
— Я говорю серьезно. Я не собираюсь с ним разговаривать. Я не хочу слышать его хныканье о том, как трудно было заметить Дава в этом поселке.
— Мы не поэтому размышляем о передвижениях Дава.
— Тогда почему? — Я опустил руки и принялся их разглядывать, чувствуя, как во мне закипает гнев. — Какая еще может быть причина для того, чтобы знать, где именно он ездил по этому гребаному поселку, чтобы ввести мою жену в эту гребаную кому?
— Потому что, — вмешался Стразерс, лицо которого слегка покраснело, — мы хотим знать, откуда он отправил вот это. — Он достал из портфеля коричневый конверт и положил его на стол. — Вот почему.
Читать дальше